Однако все рано или поздно приедается, частые длительные путешествия быстро приводят изнеженных салонных дам, к которым она принадлежала, к усталости, а вместо гордости за причастность к большой политике и желания предаться страстям с еще не разонравившимся любовником все чаще возникал вопрос — а стоит ли все это мучительных пыток и казни, которыми вполне мог завершиться очередной ее вояж? Она уже собиралась ответить на этот вопрос «нет», как неожиданно для себя осознала, что риск и ощущение опасности стали частью ее жизни.
Пытаясь разобраться в противоречивости своих чувств, она поняла, что ее раздражение и неудовлетворенность поездками на Гетманщину имеют причиной не усталость или страх, а совсем другое — ее личную роль в затеянном с участием тетки Генны заговоре двух королей и гетмана. Она была слишком самостоятельна и самолюбива, чтобы довольствоваться ролью простой исполнительницы чужих замыслов, она хотела начать собственную игру и довести ее до нужного ей завершения. Она не желала быть запасным барабанщиком в оркестре, она хотела быть в нем первой скрипкой! После длительных размышлений в голове Марыси родился план, в осуществлении которого она станет играть главную роль, а результат сполна окупит затраченные душевные и физические силы. Но если решающая роль в этом отведена ей, то не меньшая по значимости принадлежала полковнику Скоропадскому. Поэтому ей очень важно было знать, согласен и способен ли он стать ее верным союзником и помощником в заманчивом для них обоих, однако и крайне рискованном предприятии...
У ворот резиденции раздался конский топот, возбужденные голоса, и через минуту во дворе показался десяток всадников на взмыленных скакунах и в запыленной одежде. Один, спрыгнув на землю, передал повод протянувшему руку джуре и, поигрывая нагайкой, быстро направился к парадной лестнице резиденции. Полковник Скоропадский! То ли слишком издалека пришлось скакать и он опаздывал к гетману, то ли прибыл по важному делу, но был он не вымыт и не переодет после дороги, вид имел хмурый, глаза были уставлены в землю, рука нет-нет да и хлестала нагайкой по голенищу сапога. Окажется ли сейчас у него для Марыси хоть немного времени или ей придется дожидаться окончания встречи с Мазепой?
Полковник был от нее в десятке шагов, когда Марыся поднялась со скамейки. Шла она не торопясь и спокойно, смотрела не на Скоропадского, а строго перед собой, однако шла так, что для того, чтобы ей не столкнуться с полковником, кому-то из двоих нужно было уступить другому дорогу. И поскольку пан Скоропадский считал себя важной особой и не привык этого делать, ему придется, как бы он не был погружен в свои мысли, увидеть Марысю. Полковник заметил ее всего в полушаге от себя. При виде Марыси его лицо просветлело, усталые глаза вмиг оживились, на губах появилась улыбка.
— Марысенька, ты? — спросил он и, не дожидаясь ответа, обхватил ее руками за талию, поднял на уровень своего лица, расцеловал в губы и обе щеки и отпустил на землю.
— Только утром передали, что ты будешь сегодня в резиденции. А у моих казаченек, как назло, за два дня три стычки со «станиславчиками» и татарвой, и я получил от гетмана приказ узнать, чего бы это они объявились в местах, где о них уже и позабыли. Неужто замыслили сойтись вместе со шведами на Украине и ударить с юга всем скопом на Москву? Вот и пришлось погоняться по степи, покуда трех басурман и двух ляхов в полон не захватили. Не так с ними к гетману торопился, как к тебе. Решил тебя после встречи с гетманом разыскивать по всему местечку. Ну а коли повстречались, чего стоим посреди аллеи? Других мест нет, что ли?..
Он подхватил Марысю на руки, направился к одной из узких боковых тропок, что вели от главной аллеи в глубину парка.
— Знаю на отшибе один маленький пруд... А на берегу старая беседка... В это время там никого не бывает... Как раз место для нас... — сбивчиво шептал он, убыстряя шаги.
— Иванко, о чем ты говоришь? Тебя с важными вестями ждет гетман. Ты и так опаздываешь к нему, — пыталась вразумить Скоропадского Марыся.
— Что мне гетман... Со мной моя королевна... Пан Мазепа подождет... Ему торопиться некуда... Еще наговоримся вдоволь...
— Иванко, гетман не тот человек, чтобы прощать обиды. Уверена, что ему уже донесли, что ты в резиденции. Только сядем в беседку, а тут Мазепины джуры за тобой. Зачем, чтобы до твоей Насти Марковны дошли о нас плохие слухи?
— Да, ты права, Мазепа додумается отправить за мной своих челядников. — Скоропадский остановился, опустил Марысю на тропку. — А насчет Насти Марковны не беспокойся — ей о нас наговорили такого, что она собралась перебираться ко мне в полк... ну прямо стародавняя дева-витязиня. А мне все едино, где она и что ей говорят... главное, чтобы ты была рядом. Дождись меня на площади у храма — и плюнем на все гетманские и полковничьи дела и ускачем в степь в гости к ночи.
— Ускачем, Иванко. Только не зови меня ни Марысей, ни Барбарой, как в прошлый раз. Сегодня я — Кристина.
— Кристина так Кристина, коли это поможет тебе сохранить наши встречи в тайне от мужа. Обязательно дождись меня, а я постараюсь не задерживаться у гетмана...
Ждать Скоропадского пришлось довольно долго, но это время пролетело для Марыси как один миг. Она получила ответ на важнейший для себя вопрос — любит ли ее казачий полковник и есть ли смысл приступать к воплощению в жизнь выношенного ею в голове плана. Сейчас, коротая время в ожидании Скоропадского, она обдумывала, что ей необходимо сделать уже сегодня, совмещая приятное с полезным.
Но вот из распахнувшихся ворот резиденции вынесся небольшой отряд всадников, остановился в клубах пыли возле нее, и Скоропадский, нагнувшись в стременах, обеими руками подхватил ее с земли и посадил перед собой на скакуна. От полковника пахло душистым табаком, а не крепчайшим казацким тютюном-самосадом, благоухало ароматом дорогого вина, и Марыся с радостным замиранием сердца подумала, что только нечто очень важное могло заставить полковника покинуть компанию собравшихся у гетмана Генеральных старшин и полковников, начавших, судя по внезапно залившему резиденцию свету и доносившимися оттуда веселым возгласам, гулянку. И это нечто — она, Марыся, из-за которой Скоропадский добровольно отказался от того, что до недавнего времени являлось для него незыблемым правилом и любимым удовольствием.
— Куда поскачем, Иванко? — прошептала Марыся, прижимаясь к груди полковника.
— Разве забыла? Ах она, женская память... В степь, в гости к ноченьке, казацкой сестричке.
— В степь? Ночью? Но ты сказал, что там шалят татары и «станиславчики». А ночь не только казачья сестра, у нее лихих братьев сколько угодно.
— А что мне татарва и ляхи, коли со мной ты, моя королевна? Встанет кто на нашем пути — лишится головы. Мои джуры поэтому делу великие мастера. Да и я неплохо управляюсь саблей и пистолетами. За мной, хлопчики! — и Скоропадский вытянул своего жеребца нагайкой.
Оставив за спиной последние окраинные домики Борзны, Скоропадский пустил жеребца волчьим наметом, соблюдая дистанцию в три-четыре конских крупа, за ним скакали джуры. Вместо пик в их руках появились мушкеты, и до слуха Марыси донеслись звуки взводимых курков. Привстав на стременах, Скоропадский высоко поднял Марысю, развернул к себе лицом, опустился вместе с ней в седло. Перебросил из-за ее спины локоны на грудь, расстегнул на ней платье и спустил его до талии. Прижал Марысю к себе, зарылся лицом в ее волосы, прильнул губами к грудям.
