Риенцо прожил еще семь лет, некоторые считают, что в Абруцци, среди отшельников и провидцев. Утешители обещали ему новое царство славы и почета. В один прекрасный день он исчез с гор и отправился в Прагу к императору Священной Римской империи, который немедленно передал его папе в Авиньоне. Климент VI умер, и его место занял Иннокентий VI, который решил с помощью Риенцо покончить с затянувшейся анархией в Риме. Папа испробовал старое испытанное средство. Итак, Риенцо, снова великолепно разодетый, был отправлен в Рим с войсками папы. Люди помнили представления, которые устраивал им их трибун, и с радостью устремились ему навстречу. Однако вместо романтического Риенцо они увидели толстого грубого человека. Один из знавших его раньше людей писал: «У него пузо, как бочка, а вид самодовольный, как у аббата Асинико, у него полнокровие, красное лицо, длинная борода. Его физиономия изменилась, глаза как будто воспалились, иногда наливаются кровью». Это в самом деле был финал драмы. Мог ли старый премьер вернуться на сцену?
Теперь он был другим человеком. Судьба дала ему еще один шанс. «У него не было денег, чтобы заплатить солдатам, — пишет биограф. — Он ограничивал себя во всех расходах; даже мелочь — на нужды армии. Такого человека свет не видывал; он один взял на себя заботы обо всех римлянах… Он отдавал приказы и все устраивал, определял время нападения, и сколько людей захватить, и куда послать шпионов. Этому конца не было». Он даже сделался храбр. Риенцо-комедиант стал человеком действия; но «в делах людей прилив есть и отлив»,[25]а Риенцо этого не учел. Было слишком поздно. Римляне хотели еще зрелищ.
Им не нравился этот странный суровый Риенцо, который взимал с них налоги вместо того, чтобы произносить речи. Им хотелось фанфар и шествий; а вместо этого они получили новые налоги на соль и вино и воинскую повинность. В юности Риенцо часто бывал пьян от власти и славы; теперь, достигнув среднего возраста и став настоящим пьяницей, он смотрел на все более трезво. Римлянам хотелось отшатнуться от него, так он был энергичен и настолько склонен требовать от них жертв. Теперь, когда он наконец-то получил возможность воплотить в жизнь мечту о Buono Stato, его последователи больше не хотели этого. Однажды утром, когда он лежал в постели во Дворце сенаторов на Капитолии, только что «умывшись греческим вином», как биограф описывает его завтрак, он услышал дикие крики толпы, кричащей «Смерть предателю!» В прежние времена Риенцо вызвал бы стражу; но, кажется, теперь он наконец-то проникся духом Древнего Рима. Облачившись в доспехи и взяв в руку знамя Рима, он вышел, чтобы говорить с толпой. Его не стали слушать. Он вернулся во дворец и обнаружил, что остался в нем один. Вскоре он почувствовал, что где-то горит, и понял, что толпа подожгла главные ворота. У него оставалась лишь одна возможность: храбро умереть. Но он не воспользовался этим шансом. Связав простыни, он спустился по ним во двор, предварительно избавившись от бороды и накинув какие-то тряпки поверх своего пышного одеяния. Риенцо смешался с толпой, присоединившись к крикам: «Смерть предателю!», но кто-то, разглядев золотые браслеты под лохмотьями, узнал его. Толпа проволокла его к подножию высокой лестницы церкви Святой Марии-ин-Арачели, где в те времена казнили преступников, и там он стоял около часа, потому что никто не мог решиться убить его. Его лицо было «черно, как печь», он был в зеленых шелках и пурпурных чулках барона. Так он и стоял, скрестив руки, пока наконец человек по имени Чекко дель Веккио не взял меч и не пронзил его. Риенцо выволокли за ноги на Сан Марчелло, где он висел потом вниз головой два дня и две ночи. На третий день тело притащили на площадь перед мавзолеем Августа и сожгли с грудой чертополоха.
Если вы, поднимаясь на Капитолий, взглянете с Кордонаты в небольшую ложбинку слева, вы увидите небольших размеров статую человека в монашеской одежде. Так Рим нехотя отдает должное тому, кто в каком-то смысле опередил время.
3
От Дворца сенаторов открывается один из величайших видов Рима. Внизу лежит Форум, он тянется от арки Септимия Севера до арки Тита, за которой — Колизей. Он совершенно мертв, как после бомбежки. Туристы, снующие среди руин со своими картами, напоминают людей, пытающихся отыскать засыпанных заживо. Приходящий сюда сегодня, к сожалению, не может погрузиться в романтические размышления, как его предки, потому что для нас упадок цивилизации не является чем-то давним и романтическим, предметом для неторопливых размышлений. Защищенные твердой уверенностью в том, что мир становится все лучше и лучше, наши предки могли позволить себе роскошь чудесно и поэтично морализировать среди руин; мы же вместо этого рыдали на развалинах. Если воображение викторианцев лишь приятно щекотала фантазия Маколея: что, мол, новозеландец однажды сделает набросок развалин лондонского собора Святого Павла, то нашему поколению выпало подумать о том, как себя защитить. Я смотрел на распростертый подо мною Рим, Рим, по которому ходил Цезарь, в котором произносил свои речи Цицерон, где Плиний Младший утомлял своих друзей литературными трапезами, где прогуливались Гораций с Меценатом, где Клавдий снискал имя воина лишь после того, как захватил Британию, где Нерон в действительности не играл на скрипке и не пел, и где Веспасиан навел порядок в имперских делах муштрой и дисциплиной.
Эта удачная точка обзора за Дворцом сенаторов примерно соответствует месту, где Форум переходит в Clivus Capitolinus,[26]и путешественники, посещавшие Древний Рим, плелись сюда, сбивая ноги, подобно нынешним туристам, чтобы посмотреть на великие храмы и взглянуть вниз, на центр мира, с его частым пульсом, звуками и красками. Перед каждым значительным событием жрецы и авгуры поднимались по этой дороге попросить покровительства; по ней же проходил победоносный военачальник, и лавровый венок покоился над его обветренным загорелым лицом, и это была вершина его триумфа. Когда процессия достигала подножия Капитолия, пленных должны были казнить, и в тот самый момент, когда в тюрьме, внизу, их душили или отсекали им голову топором, военачальник-триумфатор наверху, в храме Юпитера, накрывал себе лицо покрывалом и приносил в жертву белого быка, которого для этого случая специально откармливали на пастбищах в пойме Клитумна.
Всякий, кто стоял на Капитолии восемнадцать веков назад, в день, когда в Колизее проводились игры, мог внезапно услышать взрыв аплодисментов и восторженный рев восьмидесяти семи тысяч глоток. Собирались в разрушенном теперь амфитеатре за Форумом. Это были жестокие люди с небогатым воображением, однако лучшие из них обладали, по крайней мере, тремя добродетелями: верностью, серьезностью и строгостью. Именно эти римские добродетели, к которым Иисус Христос добавил еще и сострадание, сообщают такую красоту ранней Церкви.
Не могу присоединиться к хору тех, кто сожалеет о раскопках Форума. Без сомнения, столетие назад он выглядел весьма романтично, и живописные contadini[27]облокачивались на поваленные колонны, и ваша прабабушка доставала свой альбом, чтобы сделать набросок, но раскопки значительно расширили наши знания о Древнем Риме и его жителях. Стоит признать, что такой монументальный труд, как «Овидиевы „Фасты“» Фрэзера не мог быть написан, например, во времена Байрона.
