Сара уже почти не отдавала себе отчета в происходящем, когда Роб легко, как ребенка, снял ее с седла.
— Я намерен сделать кое-что, что наверняка повергнет вас в смущение, если вы задумаетесь об этом, поэтому закройте глаза и ни о чем не думайте, — мягко сказал он, опуская ее на землю.
Она ахнула, моментально приходя в себя и широко распахнув глаза, когда он зашел ей за спину и принялся развязывать тесемки ее насквозь промокшего бледно-желтого платья.
— Мистер Кармайкл!
— Вам нужно снять с себя мокрую одежду, пока вы не успели замерзнуть до смерти, — объяснил он, ловко стянув с нее платье и оставив ее в одних чулках, корсете и сорочке. — Я посчитал, что нам будет легче путешествовать по Ирландии, если вы будете одеты мальчиком, и поэтому купил кое-какую мужскую одежду в Корке.
— Если… если только она будет чистой, — выдавила Сара, стуча зубами от холода. — Нет, необязательно чистой. Пусть будет хотя бы теплой!
— Вы скоро согреетесь. — По-прежнему стоя позади нее, так что она была избавлена от необходимости смотреть ему в глаза, он снял с нее нижнее белье и начал растирать ее обнаженное тело грубым шерстяным одеялом.
Ничего подобного с Сарой еще не случалось. Когда-нибудь, не исключено, она будет вспоминать этот случай как восхитительно безнравственный. Сейчас же происходящее представлялось ей странным: она стояла, напряженная и обнаженная, в амбаре наедине с симпатичным мужчиной и думала о том, как сильно замерзла.
Растирание немного согрело ее кожу. Он начал с ее спины и рук, а потом зашел спереди и взялся за ноги, бедра и все остальное. Она последовала его совету и закрыла глаза. Думай об одеяле, а не о больших и сильных мужских руках, растирающих твою обнаженную нежную кожу восхитительно грубой тканью…
Закончив, Роб поднял ей руки и надел через голову мужскую рубашку. Сшитая из сильно поношенного и много раз стиранного полотна, она удобно обтянула ее грудь, спустившись намного ниже талии. Радуясь тому, что теперь ей можно хоть немного прикрыться и согреться, она повернулась к нему лицом.
— Полагаю, у вас есть не только рубашка?
— Подштанники, брюки, чулки, башмаки и пальто, — перечислил Роб, оставаясь совершенно невозмутимым, как если бы только что обтер лошадь. — Вы сами справитесь или вам помочь?
— Справлюсь. — Она приняла стопку одежды и стала неуклюже влезать в подштанники и брюки.
Пока она подворачивала брючины и натягивала чулки, Роб расседлал лошадей и вынул из своей переметной сумы бумажный сверток.
— Вот, поешьте. Еда согревает.
Сара выхватила у него из рук пакет и жадно разорвала его. Хлеб и сыр были уже нарезаны маленькими кусочками, так что ей не пришлось терять время, разрывая их зубами.
— Это лучший сыр, который я когда-либо ела, — с благоговейным трепетом сообщила она, укладывая второй ломтик сыра на кусок хлеба. — Но хлеб тоже очень недурен.
— Голод — лучший из соусов. — Роб принял из рук Сары бутерброд с сыром, который она протянула ему. — Но ирландский чеддер[10]действительно хорош, как, впрочем, и хлеб из пресного теста. — В два укуса расправившись с угощением, он вернулся к лошадям.
Положив сено так, чтобы оба животных могли дотянуться до него, он осмотрел поврежденную ногу лошади.
— Ничего особенно страшного, но завтра она вас никуда не повезет. Придется обменять ее на другую лошадь.
Сара закусила губу, впервые задумавшись о чем-либо еще, помимо стремления к свободе и холода.
— Похитители будут нас преследовать?
— Скорее всего. — Роб принялся обтирать ее лошадь сеном. — Я подозреваю, что ваше похищение объясняется политическими причинами, по крайней мере отчасти. Вы не слышали ничего, что подтвердило бы мою версию?
— Да, эти мужчины — члены какой-то радикальной группировки, борющейся за независимость. Они хотели доставить меня к своему предводителю целой и невредимой, что и уберегло меня от насилия. — Она изо всех сил старалась сохранять ровный гон и ужасно смутилась, услышав, как задрожал ее голос. — Но я так и не поняла, что они собирались со мной сделать: то ли потребовать за меня выкуп, чтобы собрать средства для своих целей, то ли казнить в назидание английским аристократам.
— Вы признались бы в том, что не являетесь герцогиней Эштон?
Сара пожала плечами.
— Сомневаюсь, что они поверили бы мне. В любом случае я не хотела говорить им об этом раньше времени, иначе лишилась бы даже той призрачной защиты, что имела. А если бы я заявила им об этом в тот момент, когда палач заносил над моей головой топор, они просто решили бы, что я струсила, пытаясь оттянуть неизбежное. Проявила слабость.
Уголки губ Роба дрогнули.
— Вы правы, было бы трудно убедить их в том, что вы не герцогиня, а всего лишь ее сестра-близнец. Уж слишком бы это походило на эпизод из готического романа.
Она сморщила носик.
— Так и есть. Вульгарного, безвкусного и неправдоподобного.
— Жизнь часто бывает именно такой. — Он наклонился, взял очередную охапку сена и вновь стал обтирать им лошадь. — Нарядиться мальчиком, чтобы избежать поимки, — тоже выходка в готическом духе, но одновременно и очень практичная. Путешествуя в таком наряде, вы привлечете куда меньше внимания, чем в качестве элегантной молодой леди.
— Элегантная молодая леди? — Сара насмешливо фыркнула. Я выгляжу так, словно меня протащили задом наперед сквозь заросли колючих кустов.
— И посему тот факт, что вам по-прежнему удается оставаться элегантной, производит впечатление, — заметил он, продолжая обтирать лошадь с тем же тщанием и сноровкой, которые она уже испытала на себе.
Сара нахмурилась, не зная, шутит ли он или говорит серьезно. Она склонялась к первому варианту, потому что сейчас никак не могла назвать себя элегантной.
Выжав воду из волос, она принялась расчесывать их пальцами, распутывая узлы, что дало ей возможность украдкой понаблюдать за своим спасителем. Высокий, худощавый и мускулистый, он двигался очень красиво, не делая ни единого лишнего движения. И хотя от него исходило ощущение опасности, Сара его не боялась. Она испытала шок, сообразив, что, до тех пор пока считает Сару своей подопечной, этот человек будет защищать ее даже ценой собственной жизни. Думать об этом было приятно.
Тем не менее он оставался для нее полной загадкой. Она спросила себя о том, какой может быть его личная жизнь. И есть ли она у него вообще? Есть ли у него жена или любовница? Семья? Он производил впечатление человека, которому никто не нужен.
Не отдавая себе отчета в том, что размышляет вслух, она спросила:
— Что вас заботит сильнее всего?
Он вперил в нее взгляд холодных синих глаз, и руки его замерли на лошадином крупе. Его каштановые волосы намокли и спутались, а лицо было худощавым и сильным, как и вся фигура. Несмотря на свою способность в нужные моменты оставаться в тени, он был очень привлекательным мужчиной.
