— Кто?! — прошипел он.
— Н-не спрашивай… — пробормотала Даша сквозь всхлипы.
— Где это было? — Ярость Тарана душила. Он три года подряд не решался лишний раз пальцем прикоснуться, за руку подержать, а какой-то подонок…
— Здесь, в пятиэтажке… — всхлипнула Даша. — Рядом с этой…
— В двадцать восьмой или в тридцать второй?
— Там… — Даша вяло махнула ручкой в сторону дома 32. Тут Юрка увидел, что рукав платья надорван по шву, а саму руку обезобразила царапина. Кроме того, в тот момент, когда Даша отстранилась от Тарана, он увидел сквозь распахнутый и разорванный ворот платья большие багровые синяки на молочно-белых грудках девушки. Их было хорошо заметно даже в сумраке теремка.
— В каком подъезде? — Юрка весь кипел, если бы сейчас тот, кто посягнул на Дашу, ему попался, он мог его зубами разорвать, пилой распилить, сжечь на медленном огне.
— Где-то там! — простонала Даша. — Квартиру только помню — тридцать семь.
— Квартиру? — удивился Юрка. — Тебя что, в квартиру затащили?
— Нет… — Даша опять всхлипнула. — Я сама туда вошла…
— Зачем?
— Ой, — тяжко вздохнула Даша, — объяснять долго… Не могу!
— А все-таки?! — У Тарана в голосе прозвучали нотки уже не сочувствия, а подозрения.
— Ну, я ж тебе говорила, что мне хотелось здесь, в городе, работу найти… Помнишь, утром в машине?
— Помню… — То угро Тарану казалось теперь невозвратимо-далеким. Господи, как же тогда все было прекрасно!
— Ну, наш худрук дал мне записочку с адресом. Крылов Валентин, режиссер… — Даша еще немного пошмыгала носом. — Симеоновская 32, квартира 37… Сказал, что поможет насчет работы.
— Значит, ты мне наврала, да? — озлился Юрка — Тебе не родители мешали, ты к этому режиссеру торопилась?!
— Ну, торопилась, торопилась, — всхлипнула Даша. — Я ж думала, что просто зайду, узнаю, как и что, а потом прямо к тебе на скверик… Я ж не знала, что он подонок!!!
Последнюю фразу она выкрикнула с подвизгом и Юрка как-то сразу понял, что его ревность не по делу. Да, пошла девчонка к этому козлу, думала, человек искусства, интеллигент, а он небось ей сказал: «Хочешь место? Ложись!» Наверное, если б Дашка была стерва, могла бы дать ему по-тихому и прийти на скверик Юрке мозги полоскать. А она упираться стала, защищаться, ради него, Юрки, который сейчас ее попрекает…
Таран устыдился — и так девке хреново, а он еще добавляет, и сказал:
— Надо в милицию идти! Мы его посадим! А зеки, блин, его самого пидором сделают!
— Что ты! — испуганно охнула Даша, и из ее глаз вновь заструились слезы. — Нет! Ни за что! У меня мама умрет, если узнает! И я, если там, в суде, будут про все спрашивать… Я убью себя! Не-ет!
— Ладно, — сказал Таран, задыхаясь от ненависти. — Тогда я с ним сам разберусь!
— Что ты, Юра! Тогда же ты виноват будешь! И потом он здоровый, как кабан. Ты с ним не справишься!
И Даша ухватила Юрку за руку, поскольку он уже готов был вылезти из теремка.
— Я? Не справлюсь?! — прорычал Юрка, будучи уверен, что он сегодня хоть Геракла отмудохает. — Пошли! Покажешь, где там чего…
— Нет! Боюсь, не пойду! — уперлась Даша. — И тебя не пущу! Не ходи!
Тут откуда-то из недальнего далека долетели три коротких свиста.
— Ой, что это? — встрепенулась Даша.
— Пацаны, наверное, — прикинул Юрка. — Я тут знаю кой-кого. Посиди, посмотрю кто, может, столкуемся насчет навалять этому гаду!
— Нет! Не надо, — пискнула Даша. — Я боюсь одна…
Послышалось урчание мотора, какая-то легковуха выехала из дворов на улицу, и Даша вдруг взорвалась, будто заразившись от Юрки той самой переполнявшей его яростью:
— Пойдем! Я хочу этому гаду в глаза плюнуть! Морду ему исцарапать! Глаза его поганые выдернуть!
Юрка такой перемене настроения ничуть не удивился. Он хорошо помнил, как мать в ужратом состоянии минут десять может выть и плакать над своей несчастной бабьей долей, а потом вдруг взъерепениться, разораться, схватить чего-нибудь тяжелое и начать колотить отца: «Алкаш! Дерьмо вонючее! Всю жизнь погубил, сука!» Должно быть, и на интеллигентных баб такие же перепады находят…
Даша, яростно сопя, встала и вылезла из теремка. Таран последовал за ней, кулаки у него так чесались: врезать!
— Вот этот подъезд, по-моему, — сказала она. — Вон, два окна светятся, кажется, его…
Когда Таран с Дашей вошли в темный подъезд, она прошептала:
— Темно, ни одной лампочки не горит.
— А мне плевать, — шепотом же ответил Таран, — я его рыло ощупью найду… Какой этаж-то? Где эта тридцать седьмая?
— Я ж тебе окна показывала — третий этаж, с левой стороны площадки… На всю жизнь запомню! — мстительно шипела Даша. Каблучки ее громко цокали, и, прежде чем подниматься наверх, она сняла туфельки. Ступеньки были холодные, но, видно, ее жажда мести согревала… Стоптанные полуботинки Тарана шума вообще не производили.
Поднялись на третий этаж, свернули налево, в закуток, куда выходили двери трех квартир, и у Даши откуда-то взялась зажигалка и руке. Чирк! Трепетное голубовато-оранжевое газовое пламя осветило номер 37, привинченный к обитой дерматином двери.
— Эта!
За дверью явно горел свет, тоненькие полоски которого просматривались через щели.
Прислушались. В квартире было почти тихо. Но именно почти, потому что слышались какие-то легкие звуки, вроде бы кто-то поскрипывал паркетом, а кроме того, некое пластмассовое бряканье, похожее на то, которое издают, стукаясь друг о друга, плексигласовые футлярчики аудиокассет.
— Звони, — шепнул Таран Даше. — Лишь бы открыл, падла!
Однако Даша еще не успела нажать кнопку, как шаги внутри квартиры стали явно приближаться к входной двери…
Таран жестом показал Даше — в сторону! За дверью отчетливо щелкнул выключатель, световые полоски померкли, а затем послышался тихий щелчок отпираемого замка.
Затем дверь плавно, почти без скрипа, открылась внутрь квартиры, и из дверного проема спиной вперед появился массивный силуэт человека, который, видимо, собирался закрыть за собой дверь.
— Р-ря-а! — Издав этот сумасшедший крик, Юрка наскочил на мужика из темноты и гвозданул его замком из двух сцепленных рук по боку Тот охнул и грузно повалился на щербатые плитки лестничной площадки. Не давая ему опомниться, Таран прыжком насел на упавшего, огрел ладонями по ушам и, сцапав за волосы, стал долбить мордой об пол В ту же минуту подбежала Даша, видимо успевшая обуть свои туфельки с острыми носками и каблучками. С неожиданной силой и остервенением она где-то там, за спиной Тарана, стала пинать поверженного по ребрам и топтать его каблуками, яростно рыча:
