Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
Пожалуй, именно из их неспешных бесед Сьевнар по-настоящему начал постигать многообразие мира, начал задумываться, что мир не такой уж простой, как казался когда-то. Есть многое, о чем мы не знаем, и даже боги, наверное, знают не обо всем…
Многословие никогда не было в обычае у воинов фиордов. Наоборот, длинные речи, пространные, цветистые рассуждения считались чуть ли не недостатком мужественности, что прячется за пустопорожней болтовней. Мужчина, мол, должен сказать только один раз, жестко, коротко и по делу, потому что он мужчина и воин. А обо всем сразу пусть судят боги-ассы, им виднее из небесных чертогов. Но кто бы рискнул обвинить в недостатке отваги знаменитого Гуннара Косильщика? То-то!
В чем-то он напоминал Сьевнару волхва Ратня из далекого детства, с тем тоже можно было говорить обо всем, не опасаясь нарваться на пренебрежительное недоумение. Давно забытое счастье – иметь близкого друга-наставника!
Ему вообще повезло, что он оказался на острове, стал членом братства, похожего на большую семью, думал Сьевнар. Боги, отняв любовь, все-таки сделали ему другой подарок. Ярл Хаки Суровый, всевидящий и спокойный как бог, добродушный весельчак Ингвар Крепкие Объятия, ехидный, острый, как его стрелы, и жилистый, как тетива, Фроди Глазастый, весельчак Сюги Беспалый, чей громогласный смех напоминал перекаты реки, непробиваемый Бьерн Железная Голова, упрямство которого вошло на острове в поговорку. И они, и все остальные – разве Сьевнар не начал ощущать настоящее, кровное родство с этими людьми?
И Гуннар…
Сьевнар не мог добиться от Косильщика только одного: откуда взялось его божественное искусство меча. На все подобные вопросы Гуннар отмалчивался или ловко уходил от ответа.
Может, не зря болтают о гномах и колдовстве?
* * *
Ингвар Крепкие Объятия слыл не только знаменитым бойцом, но и лучшим кузнецом острова. Достаточно взглянуть, как он стоит у горна и наковальни, чуть покачивается на толстых, мощных, слегка кривоватых ногах, сосредоточенно вглядывается в багровеющее железо, бросающее отблески на широкое, курносое лицо и бугристую, тоже словно бы кованую мускулатуру, как на ум невольно приходит Тор Защитник Богов, небесный кузнец и покровитель ремесел.
Со временем Сьевнар начал все чаще забегать в кузницу Ингвара, помогал тому в железной работе, с удовольствием припоминая юношеские навыки горячего ремесла. Пусть Ингвар не отличался быстротой ума и красноречием, но железо чувствовал, как редко кто может чувствовать, напоминая этим Аристига, мастера-раба из Ранг-фиорда. Сьевнар помнил, когда он стал воином дружины Рорика, мастер совсем перестал замечать бывшего ученика, смотрел мимо, ускользал взглядом и цедил что-то неразборчивое на своем языке. Не мог простить его возвышения. Обидно и несправедливо. Сьевнару было жалко, что он не мог больше учиться тонкостям кузнечной работы. А здесь – с удовольствием, Ингвар и покажет, и расскажет всё.
Железное дело было для силача настоящей страстью, пожалуй, даже большей, чем сражения и набеги. Он не только правил зазубренное оружие, но сам мог ковать мечи, шлемы, плести многослойные кольчуги, умел работать с серебром и золотом. И, в отличие от грека-раба, никогда не утаивал секретов, обстоятельно рассказывая, что и как делает. «Недалек и косноязычен? Зато в одном его пальце больше ума, чем во всей голове иного умника!» – восхищался Сьевнар, наблюдая, как огромные руки, предназначенные, казалось бы, ломать и рубить, быстро и ловко управляются с самой тонкой работой.
Помимо оружия, Ингвар много возился с разными причудливыми поделками, как он их называл. Бывало, запрется в кузнице на несколько дней, а потом покажет то железную птицу, явственно взмахивающую крыльями перед взлетом, то узорчатую шкатулку с маленьким, хитрым замочком, а то браслет или головной обруч, где диковинные звери бродят между невиданных цветов. Не просто мастер – настоящий творец!
– Как ты это делаешь, Ингвар? – однажды не выдержал Сьевнар.
– Не знаю, – беспечно отозвался силач.
– Нет, правда, откуда в твою голову приходят такие яркие узоры и странные фигурки?
– Говорю же – не знаю. Само приходит… Боги – свидетели, когда начинаешь рассуждать, прикидывать, рассчитывать – ничего не получается. А так – делаешь и делаешь, что приходит в голову…
Этот пустяковый, в общем-то, разговор почему-то запомнился. «Само приходит… Делаешь и делаешь…»
Творчество – это особый дар переливать окружающую обыденность в нечто новое, неожиданное и интересное. Оно не от ума, оно – от сердца. Потому и стихи у него больше не звучат, что слишком занято сердце, неожиданно понял Сьевнар…
Однажды, задержавшись за полночь за особо тонкой кузнечной работой, они с Ингваром выпили жбан крепкого пива и разговорились особенно доверительно. Сьевнар постепенно рассказал ему все, что случилось в Ранг-фиорде, признался, что тоска по золотоволосой Сангриль до сих пор точит его изнутри. Ингвар тоже рассказал о себе больше, чем обычно.
– А знаешь, парень, я ведь никогда не хотел стать воином, – вдруг признался он.
– Не может быть! – удивился скальд. – Ты, с твоей силой самого Тора Молотобойца…
– Правду тебе говорю! Слава, золото, набеги, сражения – все это как-то далеко, казалось. Мое дело вот – огонь, наковальня, меха, молоты, молотки, – силач кивнул в сторону кузнечного горна с багряно тлеющими углями. – Я как мальцом увидел малиновый свет раскаленного железа – так и понял, что это мое, что красивее я ничего в жизни не увижу… Другие ребятишки с деревянными мечами бегали, играли в богов и героев, а я все в кузню, к огню поближе…
– Как же ты оказался на острове?
– Это старая история, парень… Давно было… Впрочем, слушай, секрета большого нет…
Оказалось, Ингвар, который с детства выделялся среди сверстников силой и статью, к семнадцати годам стал уже признанным мастером-кузнецом. А как иначе, если он учился у отца, тоже известного в округе кузнеца. Потом, когда отец промок на рыбалке и отправился ковать железо в чертогах богов, сам взялся за его кузню.
– Жениться тогда хотел, невесту высмотрел, и девка – ничего, согласна вроде… А надо тебе сказать, Сьевнар, ярлом у нас в Бьорни-фиорде был Гудред из рода Гарольдсонов. И прозвище у него было – Хитрый. Не люблю говорить плохого о людях, боги не любят слышать плохие слова, но и хорошего тоже сказать о нем не могу. Дрянной человечишка… Отец его, Гудред Высокий – тот, да, а этот… – силач покачал головой.
Хитрый ярл долго уговаривал молодого кузнеца, способного перетянуть на канате трех-четырех человек и положить, сцепившись на столе руками, руку любого из фиорда, присоединиться к его дружине. У него всего было два небольших корабля и дружина в пять-шесть десятков мечей, воины ему были нужны. Но уговорить не смог. И придумал хитрость. Дал ему слиток золота и попросил сковать цепь. Ингвар согласился, до этого он с золотом не работал, интересно было. Но на следующее утро золота в кузне не оказалось, хотя Ингвар и спрятал его в тайное место.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
