Он перевел взгляд поверх головы Марты, увидел то же самое, что видела она, и остолбенел.
Все еще хихикая, Бехер посмотрел на Кользига, и его смех застыл от мороза, пробежавшего по спине: Кользиг не спеша и даже как-то растерянно поднимал руки. В нескольких метрах от Марты стоял мужчина лет сорока, одетый в свитер и брюки, заправленные в короткие сапоги. Автомат «стэн», которым обычно пользовались английские десантники, в его руках плавал то вверх, то вниз, переводя мушку с головы девушки на Кользига и обратно. Бехер обернулся на шум шагов. Обойдя кирху с другой стороны, еще двое мужчин, ровесники первого, тоже одетые в похожие свитера и со «стэнами» в руках, зашли эсэсовцам в тыл.
Игривая девочка Фортуна по своей прихоти в который уже раз крутанула крылатое колесо, изменив положение эсэсовцев. Из охранников и конвоиров они сами превратились в охраняемых и подконвойных.
— Господа, пожалуйста, подумайте, прежде чем со вершить какую-нибудь глупость, — негромко сказал первый мужчина.
Он говорил с сильным французским акцентом, но удивляло в нем другое. Высокий, поджарый, он никак не походил на француза. Седеющий бобрик и усики щеточкой выдавали в нем отставного военного, а смуглая кожа говорила о южных темпераментных предках. Можно было поклясться, что его родичи веками грабили караваны на Пиренеях или нападали на торговые суда возле Мальорки. Обладатель такой серьезной родословной рассусоливать не станет — убьет, не раздумывая.
Эсэсовцы всем своим видом постарались дать понять, что о глупостях даже и не думают. Боже сохрани.
Двое мужчин разошлись у них за спиной таким образом, что все пятеро будущих пассажиров парома «Лапландия» оказались в треугольнике, вершины которого образовывали три наведенных на них «стэна». В такой ситуации в головах даже у самых мужественных людей, к которым нельзя было отнести ни Марту, ни костоломов Шелленберга, остаются только самые умные и светлые мысли, например о старушке маме или о детстве. Одно дело — шпионить за шефом или избивать беззащитного арестованного, для верности сковав ему руки за спиной, другое — твердо и мужественно смотреть на тупой дульный срез английского пистолета-пулемета. Не нужно быть великим снайпером, чтобы с дистанции в десять метров скосить их не целясь, от живота.
У Кользига достало хладнокровия, чтобы осмотреться и оценить обстановку. Обстановка была неутешительной и безнадежной. Ровное пшеничное поле с незрелой, еще зеленой пшеницей на десятки метров вокруг кирхи. Только безумец мог бы сейчас броситься невысокую растительность и попытаться убежать. Злаки, недостаточно высокие для того, чтобы укрыть спрятать беглеца, были достаточно частыми, чтобы затруднить его бег. Кользиг перевел взгляд на живую изгородь. Выезд на шоссе был блокирован машиной, на которой приехали эти трое, держащие сейчас их по, прицелом.
Марта дольше своих коллег служила в СД под Шелленбергом, поэтому быстрее их сообразила, что рейхсфюрер, красивый крестик и денежное вознаграждение откладываются на неопределенный срок. И нет толку думать о том, какие туфли ей обуть на прием к Гиммлеру. Не скоро ей представится возможность надеть форменный черный мундир с рунами на воротнике и с красной повязкой на рукаве. Скорее всего, даже никогда…
Такая досада! Как глупо.
— Господа, — продолжил первый мужчина все тем же спокойным голосом. — Пожалуйста, совершайте только те движения, о которых вам будет сказано. Bcе движения совершайте медленно. Если вы меня поняли, медленно кивните.
Все медленно, как их и просили, кивнули, подтверждая свою понятливость.
Не закивал только Валленштейн, который радостно воскликнул, обращаясь к первому мужчине, очевидно старшему:
— Мааруф!
— Да, хозяин, — отозвался тот. — Идите сюда и встаньте у меня за спиной.
Валленштейн направился было к нему, но в кисти впились наручники, причинив ему боль. Он оставался прикованным к фон Гетцу, а того никто никуда не приглашал. Вот он и остался стоять на месте.
— Это со мной! — сообщил Валленштейн Мааруфу и потянул за собой Конрада.
Трое эсэсовцев остались стоять с поднятыми руками, растерянно косясь на оружие, направленное на них с трех сторон, и не решаясь пошевелиться.
— У кого ключи от наручников? — спросил Мааруф.
Кользиг и Бехер переглянулись.
— У меня, — признался Кользиг.
— Тогда, пожалуйста, медленно опуститесь на колени.
Кользиг выполнил это требование, не понимая, зачем ему пачкать брюки о землю. Не молиться же его хотят заставить.
— Хорошо, — одобрил Мааруф. — Теперь лягте, пожалуйста, на живот и вытяните руки вперед так, чтобы я их все время мог видеть.
Кользиг все так же послушно лег и вытянул руки перед собой.
— Отлично, — Мааруф следил за действиями Кользига и не спускал того с линии прицела. — Теперь медленно ползите ко мне.
Кользиг пополз, неловко опираясь на локти и пачкая землей колени. Когда он подполз, ему в брюки через ремень набился добрый сноп подмятых им пшеничных колосьев, которые больно кололи живот.
— В каком кармане ключи? — уточнил Мааруф.
— В левом кармане брюк, — ответил Кользиг, не поднимаясь с земли.
— Пожалуйста, мой господин, — обратился Мааруф к фон Гетцу. — Возьмите у него ключи и откройте наручники.
Фон Гетц залез в левый брючный карман лежащего Кользига. Для удобства того пришлось повернуть на правый бок, и через минуту фон Гетц и Валленштейн были свободны друг от друга. Мааруф приказал Кользигу, не поднимаясь с земли, завести руки за спину и попросил Конрада надеть на него наручники. После этого Кользигу разрешили встать, и он неловко поднялся. Двигаться со сцепленными за спиной руками ему было явно непривычно.
Похлопав костолома по груди и бокам, Мааруф вытащил у него из-под пиджака полицейский револьвер-«бульдог» и сунул его себе в карман. Конрад подошел к Бехеру, который продолжал стоять с поднятыми руками рядом с Мартой. Обыскав его, он обнаружил вторую пару наручников, висевшую сзади на брючном ремне. Этими наручниками фон Гетц сковал руки Бехера за спиной так же, как чуть раньше он проделал это с Кользигом.
Обидно, когда твое же оружие направляется против тебя самого. Унизительно, когда человека одевают в наручники. Унизительней втройне, когда эти наручники — твои собственные, выданные тебе для служебного пользования. Ты сам десятки раз защелкивал их на чужих запястьях, не ожидая, что когда-нибудь они свяжут твою собственную свободу движений.
Бехер унылым взглядом проводил свой «бульдог», который фон Гетц выудил у него из-под пиджака и положил себе в карман.
Что теперь с ними будет?
— Мааруф! Как вы здесь оказались? — продолжал приставать Валленштейн.
— Все позже, хозяин. Идите к машине. Мы вас догоним.
Видя, что Валленштейн уже повернулся, чтобы идти к машине, и что Мааруф сейчас окончательно решит вопрос с конвоирами из СД таким же образом, каким их коллеги из СС окончательно решали еврейский вопрос на континенте, фон Гетц бросился на защиту немцев.
