Анжелика благосклонно выслушала эту маленькую речь, в которой к раболепству примешивалась некоторая доля снисходительности. Она будет рада оставить у себя этого слугу, чьи чопорные манеры резко отличались от присущего ее нынешнему окружению оживления и постоянного возбуждения.
Наступил полдень.
Перезвон колоколов и карильонов[22]взорвал тишину и разлился над городом. Мерные удары, отбивающие Анжелюс[23], призывали жителей города помолиться Деве Марии и произнести все предписанные церковью молитвы во славу Богородицы.
Альфонсо, сопровождающий Анжелику к парадным залам, перекрестился и пылко заверил графиню, что никогда Тулуза не была городом еретиков. Напротив, вот уже долгие годы она является оплотом инквизиции, неприступной, непоколебимой и праведной. И если в лучах заходящего солнца Тулуза казалась красной как кровь, то не иначе как благодаря бесчисленным битвам за торжество святой католической церкви.
Анжелика спрашивала себя, зачем тулузский управляющий — «bayle» мессира де Пейрака, как назвал его Клеман Тоннель, — рассказывает ей все это, в то время как вокруг готовятся к грандиозному приему, которым он должен руководить.
Перезвон колоколов снаружи постепенно утих и сменился шумом собравшихся гостей, которые, заметив молодую графиню, вышли ей навстречу.
Жоффрей де Пейрак склонился перед ней в глубоком поклоне, но Анжелика успела заметить только пышные черные волосы мужа. В каком-то оцепенении она увидела, как граф взял ее за руку, как блеснули перстни на его пальцах, а спустя мгновение почувствовала едва ощутимое прикосновение его губ.
Затем граф выпрямился и, слегка повернувшись, представил ей друзей, собравшихся сегодня за их столом. Некоторых Анжелика уже видела накануне и теперь узнала. Гости тотчас окружили ее: дамы и господа старались как можно скорее покончить с приветствиями и реверансами, для того чтобы подойти к ней, поздравить и сказать «добро пожаловать». Ведь они уже начали опасаться: не было ли вчерашнее появление этой богини лишь мимолетным сном? И вот она здесь! Каждый стремился ввернуть комплимент, пожелать счастья. Маркиз де Севилла даже продекламировал маленькую поэму, приуроченную к сегодняшнему случаю. Анжелика поискала глазами Пегилена де Лозена. Она видела его накануне и, возможно, танцевала с ним, но, охваченный собственными тревогами, он ничем не смог ей помочь. Маркиз д'Андижос сообщил Анжелике, что Пегилен уехал. Королевская служба срочно призывала его. А вот он, Бернар, напротив, уже на службе! И на какой! Д'Андижос сиял. Мессир де Пейрак просил его и дальше помогать мадам графине знакомиться с новым для нее миром, частью которого она теперь стала. И маркиз тотчас приступил к своим приятным обязанностям, проводив Анжелику к стулу с очень высокой спинкой, который ей надлежало занять по праву хозяйки за одним из концов длинного стола.
Д'Андижос восхищенно разглядывал Анжелику:
— …Ну вот! Как же преобразилось ваше лицо по сравнению с тем, что я имел счастье или скорее несчастье созерцать, играя роль вашего мужа. О, как же верно то, что любовь преображает красоту женщины, превращая самую застенчивую юную девушку в обольстительную королеву!.. Не говорил ли я вам, что ваш супруг мастер наслаждения?.. Расскажите мне о ваших открытиях, о ваших восторгах… Вы в неоплатном долгу передо мной за все те слезы, что пролили на моих глазах!
— Что за вздор?! Я не проливала слез!..
— Все было гораздо хуже! Я чувствовал себя палачом, увозящим жертву…
Он сел справа от нее. С удовольствием Анжелика узнала в соседе слева юного Сербало. Обычно менее красноречивый, чем Андижос, сегодня и он пустился в пространные излияния о ее ослепительной внешности, о превращении, сделавшем ее богиней, сошедшей с Олимпа, и — он понизил голос — самой прекрасной женщиной Тулузы.
«Должно быть, это местный обычай произносить столько комплиментов новобрачной, — подумала Анжелика. — Ведь меня предупреждали, что Юг — родина поэтов».
Однако, несмотря на некоторую чрезмерность, которую она ощущала в потоке похвал и комплиментов, молодая графиня не могла не признать, что ее нынешний образ был весьма привлекательным и что даже «при взгляде более пристальном», как воскликнул бы молодой и наивный поклонник, она не разочаровывала.
«Но это и неудивительно: даже самая обыкновенная женщина сможет привести в восторг толпу, если она одета и украшена драгоценностями, как королева, и если солнце струится на нее с небес так же, как в других краях дождь!..»
Пюльшери старалась воспитать в ней скромность, противопоставляя ее такому низкому пороку, как тщеславие. Но сейчас Анжелика наслаждалась тем, что стала причиной стольких восхищенных взглядов. Молодая графиня не сомневалась в их искренности.
Они находили ее красивой.
Эта мысль наполняла Анжелику новой силой и немного пьянила.
Но миг блаженства, рожденный от непривычной для нее радости сознавать, что она прекрасна и способна восхищать, вскоре погас, как капризная искра. Ее взгляд, скользя по посуде из золота и вермели[24], хрустальным бокалам и графинам, цветочным гирляндам, постепенно достиг силуэта мужчины, сидящего напротив нее на другом конце длинного стола. Его темная фигура резко выделялась на фоне сияющей солнечным светом арки, которая в глубине галереи, где они пировали, открывалась в сады. Хотя граф сидел спиной к свету и Анжелика не могла различить черты его лица, она знала, что он тоже смотрит на нее, и ей снова стало страшно.
В этом темном силуэте теперь заключалась ее судьба.
Он был ее мужем. Анжелика без труда различила его голос среди других, и ей показалось, что сейчас в нем звучит радость.
Граф де Пейрак попросил тишины и добавил, что должен сказать нечто важное.
Он заговорил о винах, и Анжелика поняла, что муж улыбается. Дрожь изумления и радости охватила гостей, которые, проявив поначалу почтительное внимание к его речам, успокоились, узнав одну из излюбленных тем для разговора. Пока пажи и виночерпии обходили стол, граф первым делом напомнил, как важно, но почти невозможно сочетать вино и трюфели. Они наделены редким тонким вкусом и ароматом, столь же неуловимым, сколь пряным и незабываемым, но их изысканность плохо сочетается с чересчур терпкими и возбуждающими напитками… И все же!.. Не требует ли насыщенный и душистый аромат тушеных трюфелей из Перигора, которые вскоре подадут к столу, дополнить его ароматом крепкого Гран Крю[25]? Быть может, лучше рискнуть, чем выбором слишком скромным лишить остроты это изысканное блюдо?..
