Теперь же его больше интересовало, что сделал бы сам Дэнни, если бы дьявол отнял у него дочь, как отнял у них с Джеки Анну Кэт?
Если бы, конечно, удалось его убедить, что такое возможно.
12
Прошло полтора года, и детектив (он продолжал звонить им два раза в неделю) сказал, что Дэвис может забрать вещи Анны Кэт.
— Это не значит, что мы сдаемся, — пояснил он. — Все вещественные доказательства мы уже сфотографировали и формулу ДНК отсканировали. Вы нам позвоните заранее, и мы все приготовим.
«Прямо как в пиццерии», — подумал Дэвис.
— Я не хочу их видеть, — сказала Джеки.
— И не надо, — отозвался он.
— Ты сожжешь одежду?
Он пообещал.
— Они найдут его когда-нибудь, а, Дэйв?
Он покачал головой, пожал плечами и снова покачал головой.
Дэвис представлял себе большую комнату с рядами полок, на которых стоят коробки, а в коробках волокна от ковров, фотографии, образцы почерка и записанные на пленку признания — улики, которых хватило бы, чтобы половину Северного берега, огромный пригородный район Бостона, осудить не за одно, так за другое. Он думал, что надо будет подойти к окошку, а за ним будет сидеть маленький, толстенький, седой полицейский, который сунет ему под нос дощечку с зажимом и рявкнет: «Распифывайтесь фдесь! Напротиф фетверки!» Но все оказалось не так: он посидел у стола детектива, и ему вынесли и со словами соболезнования вручили коробку в коричневой оберточной бумаге, перевязанную потрепанной бечевкой.
Он принес коробку на работу, закрыл дверь в свой кабинет и разрезал веревку хирургическими ножницами с длинными ручками. Бумажная обертка превратилась в коричневый квадрат в центре стола, и перед ним оказалась стопка одежды, аккуратно сложенной, но не выстиранной. Он взял в руки блузку и рассмотрел засохшие пятна крови и того… другого. Ее джинсы вспороли ножом и сорвали; разрез шел от молнии через промежность и дальше по шву. Трусики были порваны. Наручные часы, кольцо, сережки, золотая цепочка (порванная), ножной браслет. Отдельно лежали туфли, черные на маленьком каблуке. Их, наверное, нашли рядом с телом. Дэвиса передернуло, когда он вспомнил голые ступни, как у манекена.
Но это было еще не все.
В одной из туфелек оказался пластиковый пузырек с резиновой пробкой, закрепленной сверху липкой лентой. Сбоку была узенькая наклейка с именем дочери, штрих-кодом и написанными синим маркером буквами «н. с». Еще там были какие-то цифры и значки, смысла которых Дэвис не мог разгадать. Он знал, что «н.с.» — это «неопознанный субъект», на сегодняшний день он только так и мог назвать своего врага.
Он сразу понял, что в пузырьке, хотя количество было мизерным. Это было то самое молочно-белое сырье для его работы, извлеченное из тела его дочери при помощи тампонов и шприцов. Вещество, разумеется, исследовали — составили генетическую карту ДНК, — а излишек оставили здесь, вместе с другими скудными вещественными доказательствами. Разумеется, они не специально положили это вместе с личными вещами Анны Кэт. Эта дрянь уж точно была не ее.
— Кретины, — пробормотал Дэвис.
На мгновение его пронзило желание вернуться в участок и наорать на детектива: «Вот потому вы его и не нашли! Сборище никчемных тупиц! Он на свободе, а вы только и делаете, что торчите за своими столами, наклеечки лепите на пробирки с гадостью, оставшейся от насильника, а потом подсовываете их отцам погибших девочек, словно, мать вашу, сюрприз от Санта Клауса!»
Содержимое этого пузырька, столь безобидное в его каждодневной работе, стало орудием нападения на его девочку, и от одного взгляда на это у Дэвиса внутри все сжималось — сильнее, чем если бы он обнаружил нож, которым ей перерезали горло. Когда он видел сперму и яйцеклетки — как их аккуратно возят по клинике на тележке, держат в прохладе в обработанных антисептиком емкостях, — он вспоминал радиоактивный плутоний: вещество, таящее в себе грозную силу, которую человеку дано перехитрить и обуздать. Но то, что он видел в пузырьке, походило скорее на оружейную пулю; а монстр, выпустивший ее, жил себе — беззаботный и довольный собой.
Но и это было еще не все. В вещах дочери он нашел пластиковый пакетик, в котором лежало несколько выдранных с корнем светлых волос. На нем тоже была надпись «н. с», сделанная, вероятно, лаборантом, сверявшим ДНК, выделенную из волосяных луковиц, с генетическими маркерами семени. Волос было довольно много, и, глядя на них, Дэвис надеялся, что Анне Кэт, по крайней мере, удалось причинить этому ублюдку боль, что она, отчаянно сопротивляясь, выдрала эти волосы из его паха.
Дэвис шуршал пакетиком, перебирая его пальцами, и в этот момент ему в голову пришла дьявольская мысль. Стоило только этой мысли зародиться в его мозгу, стоило ему на секунду допустить, что такая жуткая вещь возможна, как он понял, что теперь выбирает не между действием и бездействием, а между действием и противодействием. Едва представив себе подобное, Дэвис уже запустил необратимый процесс. Он уже опрокинул первую костяшку домино.
Он открыл тяжелый ящик в своем столе и спрятал пузырек и пакетик в узкий зазор между папками и задней стенкой.
А в его голове одна за другой падали костяшки домино — где-то там, за пределами досягаемости, они складывались в причудливый рисунок, и все быстрее и быстрей делался звук: тук-тук-тук-тук-тук-тук.
13
Джастин Финн, весом четыре двести пятьдесят, родился второго марта следующего года. Во время беременности доктор следил за состоянием Марты с особым тщанием, и все шло почти так, как было описано в ее потрепанной книжке под названием «Чего ожидать, когда ждешь ребенка». Был один страшный момент на шестом месяце, когда решили, что у ребенка начались судороги, но рецидивов не было. Это была единственная ситуация за весь период от оплодотворения до рождения ребенка, заставившая Дэвиса подумать, что его могут разоблачить. У малыша Джастина не наблюдалось никаких признаков повреждения мозга или эпилепсии, Финны отправились домой со здоровеньким ребенком и вскоре прислали Дэвису коробку сигар и бутылку виски «Макаллан» двадцатипятилетней выдержки.
В доме на Стоун-авеню, как и следовало ожидать, установилось некое равновесие между враждебностью и спокойствием. Дэвис и Джеки часто бывали жестоки друг к другу на словах и никогда на деле. У них были добрые отношения, но никогда они не проявляли любви. Они записались на прием к консультанту по семейным отношениям, но в назначенный день оба притворились, что закрутились и забыли об этом.
— Я позвоню, запишусь на другой день, — сказала Джеки.
— Я сам, — отозвался Дэвис, тем самым великодушно освободив ее от ответственности за то, что звонок так и не был сделан.
Когда Марта Финн была на третьем месяце беременности, Джеки уехала погостить к сестре в Сиэтл. «Хочу с ней повидаться», — сказала она перед отъездом. Дэвису стало любопытно: неужели их брак закончится вот так, без всяких заявлений; неужели Джеки уедет в гости и больше не вернется? Он не всегда отправлял ей вещи, которые она по телефону просила его прислать — в основном что-то из одежды или обуви, — и она почти никогда не повторяла просьбу. Джеки по-прежнему пользовалась рецептами, которые он ежемесячно ей посылал вместе с чеком на кругленькую сумму.
