закончилось, я поправила юбку, щеки пылали, пока я пыталась собраться. Наиль откинулся назад, опираясь на стол, его галстук сбился, а на губах играла удовлетворённая усмешка.
– Это было… непрофессионально, – сказала я, пытаясь звучать строго, но безуспешно.
– Незабываемо, – поправил он, его глаза блестели от озорства.
Я закатила глаза, собирая разбросанные бумаги, стараясь игнорировать трепет в груди. Работа теперь станет намного сложнее – и я не была уверена, жалею ли я об этом или нет.
Он обернулся, его взгляд был тёмным и сосредоточенным.
– Я действительно хотел поговорить, – сказал он, его голос стал тише. – Мне нужно тебя кое о чём спросить.
Я скрестила руки, ожидая.
– Говори.
Он немного помедлил, а потом сделал шаг ближе.
– Я хочу, чтобы ты стала моей любовницей. Постоянной. Нам хорошо вместе, Мари. Между нами ничего не остыло.
Я моргнула, ошеломлённая.
– Любовницей? – слово прозвучало горько. – Никогда.
– Почему нет? – настаивал он, в его тоне слышались почти мольба. – Ты не можешь отрицать, что нам отлично вместе. Пять минут назад это чувствовалось более чем реально.
– Мы в прошлом, Наиль, – твёрдо сказала я, хотя мой голос дрогнул. – Ты остался в прошлом.
Его челюсть напряглась, но он не отступил.
– Тогда давай сделаем это настоящим. Я хочу начать всё сначала с тобой, Мари. На этот раз по-настоящему.
Я рассмеялась – горько и резко.
– Разве ты не слышал? Если мужчина предал однажды, он сделает это снова. И снова. И снова.
– Всё было не так, – начал он, делая шаг ближе, его руки потянулись ко мне. – Я…
Громкий стук прервал его, за ним последовал приглушённый голос его секретаря.
– Наиль Артемович, извините за беспокойство, но тут…
Её перебил мужской голос.
– Разве я должен спрашивать разрешение войти в кабинет собственного сына?
Наиль вздохнул, проведя рукой по волосам.
– Останься здесь, – пробормотал он, подходя к двери. Он приоткрыл её ровно настолько, чтобы выйти в проём.
Перед дверью стоял мужчина, который был отцом Наиля. Его черты были резче, осанка властной, и он моментально заполнил собой всё пространство. Он оттолкнул Наиля в сторону, его взгляд пробежался по кабинету, прежде чем остановиться на мне.
– Теперь понятно, почему ты так стремился попасть в этот офис, – сказал он, его тон был пропитан презрением.
У меня сжалось сердце, но я не сдвинулась с места, глядя на него с вызовом.
Затем он снова повернулся к Наилю.
– Это так ты управляешь делами? Превращаешь офис в дешевый притон?
– Папа, прекрати, – сказал Наиль, но его отец проигнорировал его.
Его холодные глаза снова уставились на меня.
– Ты уволена. Собирай вещи и уходи.
Глава 13
Я шла прямиком к выходу, чувствуя, как щеки горят от унижения. В голове хаотично проносились мысли о том, какие слухи сейчас разлетятся по офису. Отец Наиля застал меня в его кабинете, и теперь все будут шептаться о том, как меня выгнали с позором. Моя репутация разрушена, и пути назад больше нет.
Толкнув тяжёлые стеклянные двери, я вышла на улицу, и холодный воздух ударил мне в лицо, словно пощёчина. Слёзы подступили к глазам, но я заставила их остаться там. Нет, я не заплачу…
«Ну, надо было сразу уволиться», – подумала я с горечью. Не стоило позволять себе искушаться. Сама виновата, что решила работать рядом с Наилем и надеялась, что это не обернётся катастрофой. Как же я была глупа, думая, что прошлое можно похоронить.
Воспоминание об отце Наиля – его суровый, осуждающий взгляд – всплыло в моей голове, будто по щелчку. Он никогда меня не любил. С самого начала. Я до сих пор помню его голос – резкий и холодный – когда Наиль впервые познакомил меня с ним.
– Значит, это та самая девушка, на которую он тратит своё время, – сказал он тогда, и его слова разрезали воздух, словно нож.
Я улыбнулась, стараясь не обращать внимания. Наиль сжал мою руку, шепнув, что его отец со временем потеплеет. Но этого не произошло. Для него я всегда была помехой, препятствием на пути к его тщательно выстроенным планам для будущего Наиля.
Отец Наиля всегда представлял его рядом с кем-то «подходящим» – дочерью богатого партнёра, кем-то, кто укрепил бы деловые союзы. А не с такой, как я. Когда мы поженились, я знала, что разрушила его планы, и он сделал своей целью напоминать мне об этом при каждом удобном случае. Я никогда не была для него достаточно хороша, и ничто не могло это изменить.
А мечтечты матери Наиля разрушились в момент, когда она узнала, что мы поженились никому не сказав, и свадьбы не будет.
Так как Наиль единственный ребенок в семье, его мать чуть ли не с пеленок представляла его свадьбу. Это должно было быть торжество минимум на двести человек.
Она так долго хранила эскизы платьев, которые, по её мнению, идеально подошли бы мне. Она даже однажды рассказывала, каким должен быть букет невесты: орхидеи, розы и пионовидные тюльпаны. «Это символы нежности и изящества», – говорила она с легкой улыбкой, будто я уже соглашалась с её выбором.
Но вместо всего этого мы просто расписались в маленьком загсе на День Святого Валентина, посчитав, что это будет безумно романтично, не предупредив никого из семьи. Когда она узнала, она не устроила истерику, как я ожидала, но её ледяное молчание, которое длилось неделю, было хуже любого скандала.
Каждый раз, когда я заходила в дом, её взгляд будто проникал сквозь меня. В её глазах я была нарушительницей её самых заветных планов. И если её муж открыто показывал своё недовольство, то она предпочитала игнорировать меня.
В худшие моменты я думала, что она смотрит на меня, как на временное явление, что рано или поздно я исчезну, как неприятное пятно, и её «идеальный» Наиль всё же женится на той, которая будет достойна его имени.
Но всё это не имело значения, когда я была с ним. Я держалась за наше счастье, как за последний шанс, не желая признать, что всё это может быть построено на иллюзии.
Я остановилась у края тротуара, пытаясь успокоить дыхание. Эти воспоминания давили на меня, и я ненавидела, как легко они возвращались.
* * *
Я не ожидала так скоро увидеть Наиля, особенно после сцены в его офисе. Но, пока я шла по улице, пытаясь понять, что делать дальше, рядом притормозил черный сверкающий внедорожник. Окно опустилось, и он был там – спокойный и уверенный, как всегда, чем невероятно раздражал меня.
– Садись, – сказал он твердо.
Я
