невидимый толчок в грудь.С потолка посыпалась пыль, приоткрытая дверь слегка дёрнулась. Похоже держать себя в руках девица, как следует, не умеет. Или просто тема для неё слишком болезненная?
Сделав вид, будто не заметил спонтанного выброса силы, я уточнил: -Какие-нибудь секретные техники дома знаешь?
Маша покачала головой: -Нет, никаких. Любой дом тщательно хранит свои секреты даже от признанных бастрадов. Тем более, что меня обучали как горничную.
-Горничную?
-Горничная, служанка, если бы очень повезло, то компаньонка какой-нибудь из настоящих дочерей дома, не барстрадки. Я знаю двадцать семь разных способов заваривания и подачи чая, но ни одного секрета, ни одной техники дома мне не доверили. Надеялась найти что-нибудь в библиотеке, когда провела карательный отряд внутрь дома, минуя все его защиты. Однако, как оказалось, я собрала информацию не о всех защитных контурах и один из тех, о которых я не знала, сработал и поднял тревогу. Началось сражение между товарищами из карательного отряда и проснувшимися членами дома. В итоге родовой манор дома Зрячих сгорел вместе со всей библиотекой, в которую я так и не смогла попасть.
Коробейникова смотрела в никуда, поверх моей головы, должно быть вспоминая.
Мне доводилось слышать об этой громкой истории где-то два года назад. Тогда, готовя общее большое восстание всех прореволюционно настроенных сил Вождь приказал перейти к серии терактов против основной политической силы, безоговорочно поддерживающей бывшего короля – древних аристократических домов. По столице и другим крупным городам прокатилась волна политических убийств. Стража хватала всякого, кто только казался им чем-то подозрительным. Судьи лютовали и много невиновных тогда отправились на каторгу. Позже монарх пытался объяснить, что виноваты революционеры и они начали теракты, но обозлённый беспределом стражи народ его не понял и не поддержал. Апофеозом объявленного террора как раз и был пожар уничтоживший родовой манор дома Зрячих, что сильно ослабило позиции дома и вывело его из большой игры.
Вот значит, как товарищи из террор-ячейки смогли обойти артефактную защиту дома – им открыли проход изнутри. Ай да Маша! С таким послужным списком это она должна мною командовать, а не я ею. Но совет, во главе с Вождём, рассудил иначе и я в лепёшку расшибусь, но оправдаю оказанное ими мне доверие.
-Спасибо за откровенность, -поблагодарил я.
Маша молча кивнула и собиралась отвернуться.
Неожиданно для себя самого я вдруг произнёс: -Обещаю прислушиваться к твоему мнению и непременно учитывать его при принятии решений.
В ответ мне досталась удивлённо вскинутая бровь и ещё один кивок, который, в отличии от прошлого, будто бы говорившего «как вы все меня достали» на этот раз заявлял что-то вроде «ну-ну, посмотрим…».
Дальнейший разговор не клеился. Марго погасила свой шарик света – просто прихлопнула его, как надоевшую муху. Мы завозились на сене, устраиваясь поудобнее. Не знаю как остальные, а я заснул почти сразу. В поезде вообще отлично спалось, под шум колёс, на слежавшемся сене, но если его поворошить, то всё равно мягком и пахнущем заморенным на солнце разнотравьем. Одна из лучших постелей что была у меня за последнее время!
Глава 3. Где мы узнаём, насколько всё плохо, но не теряем присутствие духа
Утро встретило нас оставшейся с ночи стылой прохладой и пеленой тяжёлых серых облаков, закрывших горизонт. Каменск, центральный город одноимённой губернии и цель нашего путешествия появился неожиданно, не дав себя толком рассмотреть, скрытый за каплями ленивого дождя, зарядившего ещё ночью и продолжившегося утром.
Вместо покрытых лесом зелёных холмов, по обе стороны от поезда, вдруг выросли мрачные здания из мокрого серого камня. Сначала одноэтажные и редкие, по мере продвижения к центральному вокзалу Каменска, дома становились выше, основательнее и начинали тесниться, друг подле друга образуя каменный лабиринт и полностью оправдывая название города. Даже в столице мне не доводилось видеть такое множество каменных домов, почти не разбавленное весёлыми деревянными срубами. Близкое месторождение дешёвого камня позволяло даже не слишком богатым семьям обзавестись собственным каменным домом, но по той же причине город целиком казался одноцветным, мрачным, сердито нахохлившимся словно толстый голубь недовольный скудными подачками прогуливающихся мимо пар.
Впрочем, это всё дождь, серое небо и непроизвольная дрожь бьющая меня то ли от холода в это непогожее утро, а может быть от того, что мы, наконец, приехали и следовало начинать выполнение возложенных на меня Вождём и советом заданий, а я, признаться честно, немного дрейфил.
Соберись, боец! – отдаю мысленную команду сам себе. -За дело революции будь готов сражаться хоть днём, хоть ночью и даже таким, совсем не по летнему промозглым, утром тоже будь готов!
Почему-то в ушах звучит голос ревкома Каботкина, интересно как он там? Зажила ли рана? Наверное зажила, если не растревожил.
И сам же себе отвечаю: -Есть быть готовым!
Поблагодарив машинистов за то, что довезли в целости, сохранности, да ещё и с ветерком, беру своих спутников и иду к начальнику вокзала. Предъявляю ему бумагу за подписью и печатью самого товарища Вождя, а после прошу сопроводить к местному революционному совету мастеров, солдат и крестьян.
Начальник вокзала, слегка седой, дородный мужчина с усталым лицом почему-то в мундире смотрителя долго смотрит на предъявленные ему бумаги, потом переводит взгляд на нашу честную компанию и внимательно осматривает уже нас самих.
За спиной гул недовольных голосов, словно рой рассерженных пчёл, жужжат и жужжат. Это все те, кто столпился в приёмной, мимо кого мы прошли без очереди, разрезая толпу нашитыми на наших рукавах звёздами, знаками принадлежности к боевым революционным отрядам. Не имевший подобного отличительного знака орк двигался позади, прикрывая тылы могучей спиной. Естественно, наше беспардонное вторжение не понравилось никому из собравшихся и сейчас они гудели и гудели, будто пчелиный рой встревоженных вторжением в их уютный улей.
Чья-то наглая вихрастая голова сунулась в проём открытой двери и вопросила, вращая глазами: -Петрович, это что тут за перцы без очереди лезут? Может их важности немого поучить и уважению?
-Уйди Глинка, -устало отмахнулся начальник вокзала и он же, видимо, Петрович. -Тут товарищи из самой столицы прибыли понимаешь. Скажи там всем чтобы подождали и дверь закрой.
-Вижу, что из столицы, -согласился Глинка, прикипев взглядом к обтянутым кожей, с блестящими металлическим вставками, задним полушарием товарища Марго.
С грохотом закрылась дверь в кабинет начальника вокзала, но через неё всё равно донёсся разборчивый голос Глинки, объясняющий остальным сложившуюся диспозицию: -Такая фифа - чисто валькирия! Они там все в столице полуголыми ходят. А некоторые, слышал говорят, совсем голые – потому,
