размазанное пятно. Я схватила с тумбочки очки, кое-как нацепила их на нос. В нормальной резкости отпечатки ладони на сиденье смотрелись отчетливо и очень жутко. Кукла исчезла — может, выпала ночью?
Я посветила телефонным фонариком в темноту под диваном. Даже пыли нет, но… Свет выхватил в глубине бесформенную кучку тряпья. Я запустила руку в щель, примерилась, схватила наугад что-то мягкое, толкнула наружу.
Возле моих ног на полу лежала изуродованная, наполовину превратившаяся в труху кукла. Тряпичное тело сморщилось, ссохлось, ткань затвердела, сделавшись ломкой. Одежда напоминала выцветшие древние лоскутки и пахла разложившимися половиками. Ее покрывала россыпь зеленоватых плесневых пятен — как на залежавшейся корке хлеба.
Я с отвращением обтерла пальцы о штаны. Истлела. Сгорела без огня. Но как?
Кто-то заходил сюда ночью, пока мы все спали. Кто-то сжег куклу. Или подменил ее. Тот, у кого были ключи. Кто незаметно проник вчера в квартиру, выманил Василиску и запер дверь. Кто-то неуловимый, как дух.
Я вздрогнула и выпрямилась, тревожно осматриваясь. Из следов чужого присутствия в комнате было не только странное пятно. Пропали рамки с семейными фотографиями — штук пять, если я правильно помню, висели возле письменного стола. Мама так старательно пыталась придать комнате младшей дочери уют, что казалось, будто мы вообще никуда не переезжали. Каждая мелочь, каждый предмет лежали на своих местах.
И вот теперь рамки исчезли. Может, родители взяли на допрос? Но зачем им фото из летнего лагеря, с моря, со школьного концерта? Из угла комнаты на меня взирала голая белая стена. На свежей краске виднелись прямоугольные потертости — такое бывает, если рамка провисела много лет, и под ней образовалось светлое, не тронутое временем, светом и прикосновениями пятно.
Снова пятна. Откуда взяться им в новой квартире?
По спине пробежали мурашки, я попятилась в коридор. Повеяло потусторонним холодком. Меня впервые пугала простая комната. Даже будучи маленькой, я не боялась оставаться дома. Спала одна, если родители задерживались на работе. Никогда не пугалась тени от окна, стула с одеждой. Не придумывала сказок, будто в шкафу завелся монстр, потому что свято верила: в родной квартире со мной ничто не может случиться.
В родной…
Я попятилась из комнаты.
В коридоре взгляд упал на дверцу шкафа. Из-за курьерской сумки та плохо закрывалась, оставляя узкую щель. Только ли из-за сумки?
Сердце екнуло. Я проскользнула на кухню, достала из кармана мобильник, набрала мамин номер. Тревожные гудки эхом отдавались в затылке. Мне казалось, прошла целая вечность, прежде чем она ответила.
— Алло, мам?
— Да.
По голосу я не понимала, злится она или сдерживается, чтобы не заплакать.
— Тут в комнате… у Лиски. Ее кукла испортилась за одну ночь. И рамки с фотографиями исчезли.
— Какие рамки?
— Которые висели над столом…
— Мы могли не распаковать их еще. Ты только за этим звонишь?
— Только за этим.
— Мы не скоро приедем. Пожалуйста, жди нас дома… И постарайся не потеряться.
Мама сбросила раньше, чем я успела что-то сказать. Я кинула телефон на стол, нарочно шумно включила воду, прогоняя всколыхнувшийся в груди зыбкий страх. Что со мной такое? Тяжело дыша, я смотрела, как вода с шипением бьется о дно раковины и утекает в водосток.
Чего это я, правда?..
С кухней все было в порядке. По крайней мере, с первого взгляда. Достав из холодильника холодный сок, я долго и жадно пила его, будто стремясь заморозить внутреннюю дрожь.
Нахальный кот удостоил мое появление лишь поворотом головы — опять выслеживал птиц, статуэткой сидя на подоконнике. Рядом с ним стояли поникшие фиалки. Мама жаловалась, что цветы с трудом переносят смену климата и перестановку с солнечной стороны на несолнечную, но уносить горшки в комнату к Василиске категорически отказывалась, помня ее «эксперименты» с подстриганием кактусов.
Я взяла пустой стакан, набрала воды и вернулась к цветам.
Мясистые округлые листья фиалок с мягкими ворсинками и толстыми черешками казались покрытыми то ли паутиной, то ли сетью витиеватых трещин. Серо-зеленые прожилки вросли в тело растения, прорезали и иссушили его. Я прицокнула языком и плеснула в горшки из стакана. Хотела глотнуть и сама, но в последний момент заметила взвесь.
На дне плавали едва различимые черные частички. Я поднесла стакан к лицу, глянула сквозь. В утреннем свете вода выглядела кристально чистой, и тем контрастнее смотрелись вкрапления темноты внутри нее. Словно проколы в пространстве, втягивающие свет.
— Бред какой!
Я встряхнула головой, но додумать мысль не дал кот. Еще секунду назад сидевший на своем посту, он вдруг сорвался, пригнулся и опрометью кинулся вдоль пустой стены.
— Опять погнал невидимую мышь? Угомонись уже, а!
Я порывисто обернулась.
Мышь действительно была… Только очень странная. Существо размером с ладонь сидело на пороге в кухню и умывало лапой треугольную мордочку. Шерстяное и ломаное, как ветка дерева, с суставчатыми конечностями и помелом-хвостом. Смахивающее на большое насекомое. Заметив кота, оно подскочило, собираясь бежать, но слишком поздно. Я кинулась Ваське наперерез, схватила поперек туловища, потянула на себя. Кот гневно заорал. Мы покатились по полу. Красные глаза зверька смотрели на нашу борьбу с изучающим любопытством. Горбатое туловище изогнулось, шерсть на спине встала дыбом.
А я узнала его. Узнала существо из лаборатории, куда отвозила заказ!
Васька вывернулся, оцарапал меня и кинулся на добычу. Я вскрикнула и зажмурилась, чтобы не видеть его расправы…
Возни и предсмертного писка существа не последовало. Я осторожно приоткрыла один глаз. Васька озадаченно топтался на полу, разглядывая кучку пыли в том месте, где секунду назад находился зверек. Рядом валялся старинный ключ.
Я подняла его, повертела перед глазами. Тот самый, со скамейки в сквере. Только вот я сама бросила ключ в тумбочку в коридоре, когда вернулась. Значит, существо умудрилось стащить его. А зачем?
— Мяв, — пискнул кот и посмотрел на меня. В апельсиновых глазах перса плескалось недоумение.
— Мяв, — машинально повторила я, проводя ладонью по полу.
На пальцах остались пятна. Боясь спугнуть внезапную догадку, я отпихнула кружащегося возле ног Ваську и метнулась в детскую, мазнула испачканными пальцами по стене там, где висели рамки с фотографиями. Растерла ребром ладони. Пепельный след лег на обои неровным слоем, слился с серыми разводами на них.
Я подобрала истлевшее кукольное тело, потерла, окрашивая другую руку, и провела рядом с первой полосой новую. Если сомнения, что это один и тот же грязный налет, еще оставались, то теперь они напрочь исчезли.
Пыль… От пропавших рамок, куклы и зверька.
— Но это ж бред! — выдохнула я в который раз.
— Мяв, — подтвердил Васька, зашедший в спальню. В зубах он нес забытый на кухне ключ.
— И при чем тут он? — спросила я, хотя уже догадывалась. Странные зверьки сидели в клетках в лаборатории НИИ ГИИС. Ключ немного погодя я нашла на скамейке возле нее же.
«А Василиса?»
В груди шевельнулась тревога, но я прогнала ее — пусть не мешает думать. И ответила сама себе:
— Сейчас поедем и узнаем, что им известно про Василису.
Самокат не подключили к сети на ночь, и он разрядился. До лаборатории предстояло добираться пешком. Я сунула в карман телефон, ключи от квартиры, найденный ключик и потуже затянула шнурки толстовки, чтобы ветер не прокрался внутрь и не застудил до костей. Подумав, взяла с полки длинный шарф, обмотала вокруг шеи. Глянула на себя в зеркало — один нос и видно. И еще очки. Волосы я собрала в пучок на затылке, скрепив их Василискиной детской резинкой — на удачу.
— Не знаю, куда ты подевалась, но я обязательно тебя найду, — сказала я отражению и приободренно расправила плечи.
Впрочем, уверенности моей хватило ненадолго…
Примерно час спустя я стояла в переулке возле двери с синей табличкой.
Пока шла, спина взмокла под теплой толстовкой. Теперь же ее морозил холод, пробравшийся за пазуху. Здешний ветер умел проникать даже в самые труднодоступные места.
Я топталась возле входа уже минут пятнадцать. Выжидала, вытягивалась на цыпочках, пытаясь заглянуть в глухо занавешенные окна. Прохаживалась туда-сюда, норовя взять не наскоком, так измором. И продолжала время от времени трезвонить, вдавливая кнопку звонка до упора.
За стенами разносился пронзительный звон, слышный даже с улицы. Но никто не выходил. В конце концов стало ясно: нужен другой план. Я зябко поежилась, растирая ладони, и оглянулась.
На заднем дворе храма ковырялась маленькая женщина в ватнике, сгребала граблями прошлогоднюю пожухлую траву. И земля, и пуховик были черные, оттого я не сразу ее заметила.
— Простите.
Женщина обернулась в поисках
