в мыслях Кюрину, которому он много раз писал, умоляя отказаться от нелепой ереси. А тот не только не склонился к написанному, но даже стал преследовать епископа Мовсеса. Когда после Мовсеса престол католикоса армян унаследовал владыка Абраам[189], он тоже писал дважды или трижды грамоты, напоминая ему (Кюриону) о заблуждениях. Однако Кюрион притворялся, будто мыслит не иначе, чем они, и говорил, что Мовсес оклеветал его. А когда собор объявил, что должен расследовать и вынести решение относительно его, Кюрион открыто признал халкидонское вероисповедание. Тогда Абраам, видя, что ничего не помогает, а [Кюрион] еще более наглеет, написал циркулярную грамоту подвластным ему епархиям, дабы они не поддерживали никаких связей с грузинами: ни между церквами, ни между обителями, /46/ ни посредством браков или еще каких-либо духовных дел, за исключением только торговли, как с язычниками, чтобы житейские связи не повлекли бы за собой духовного ущерба. И с тех пор у армян перестали рукополагать грузин, ибо стали они склоняться к грекам[190].
Обо всем этом достоверно расскажет тебе епископ Ухтанес[191], ибо он полностью записал все: грамоты, и ответы, и велеречие епископа Петроса, посланного владыкой Абраамом к Кюриону, которого грузины за смелость прозвали Волком.
После императора Юстиниана [на престол сел] другой Юстин[192] — человек злой и нечестивый, погубивший множество православных[193]; и сам он, и патриарх Иоанн взбесились и сошли с ума и так и околели. Потом воцарился Тиверий, а после него — Маврикий[194]. Говорят, родом он из армян, [выходец] из селения Ошакан, другие [говорят], якобы он из Тарона. Будучи очень бедным, он поехал в Константинополь, и там по какому-то случаю ему улыбнулось счастье, и он сел на престол по следующей причине.
/47/ Случилось императору Тиверию умереть; вельможи, враждуя меж собой, не подчинялись друг другу. Началась между ними неописуемая распря, так что, кто победил бы, тот и сел бы на престол. А патриарх, вмешавшись, убедил их бросить жребий: кому выпадет — тому и владеть государством, а остальным — подчиниться. Так и сделали: все поклялись и дали письменные обязательства. И жребий был таков: на рассвете открыть главные ворота города и человека, которого они там встретят, если даже он окажется из самых презренных, привести в царский дворец; вельможам собраться вместе, и кому на голову [человек тот] возложит корону — тому и владеть царством. Все согласились на это, и раздоры прекратились.
Когда наступил назначенный час, они открыли городские ворота и увидели у ворот Маврикия с ношей соломы, которую он собирался продать для удовлетворения своих нужд. Воины, схватив, повели его в бани, помыли, облачили в благородные одеяния и препроводили во дворец. И когда /48/ ему сказали, зачем его пригласили, [Маврикий] потребовал, чтобы они дали ему расписку и клятву о том, что отстраненные от короны не убьют его. И они дали ему твердую клятву, дабы он не беспокоился об этом.
Все восседали [там] в тщетной надежде, и каждый повторял про себя: «Да будет!». Стоял престол, а на нем — корона, и тут же лежала обувь. Маврикий подошел, взял в руки корону и стал обходить сидевших там. Когда он подошел к первому, тот обрадовался, но второй опечалился; когда [Маврикий] отошел от «его, тогда того охватила печаль, а товарища его — радость. И так он дважды или трижды обошел [всех] по порядку, печаля и радуя их. [Затем] прошел, сел на престол и возложил корону на голову себе; и, увидев это, все изумились. Однако, поскольку поклялись ему, дескать: «Кому бы на голову ни возложил ты [корону], мы покоримся ему», то и позволили ему [захватить власть]. Патриарх, подойдя, обул ему ноги и поцеловал прах у ног его; точно так же и все вельможи поклонились ему и сказали: «Да здравствует царь Маврикий!»
/49/ Он созвал собор для обсуждения халкидонского вероисповедания, пригласил и вардапетов армянских. И отправились [туда] Вртанес, Григор и другие вардапеты и, не оказав никакой помощи грекам, вернулись с проклятиями. У него (Маврикия) искали пристанища армянские нахарары, бежавшие от персидского господства. А он, проявляя свой бесчеловечный нрав, не только не расширил их прав, но и лишил их жалованья, определенного прежними государями.
Рассказывают о нем, якобы послал он [человека] к отцу своему, предложил ему покончить с жизнью чужбиняика, приехать к нему и пользоваться благами, которые может предоставить слава его, — в противном же случае пусть посоветует, как ему править государством.
Служители [Маврикия] поехали, нашли его [отца], когда он обрабатывал сад, и передали ему царский приказ. В ответ тот сказал: «Я не стану пользоваться благами отца царя». И начал выкорчевывать огромные кочаны капусты, росшие в том саду, отсекать верхушки и зарывать в землю, а за мелкими [кочанами] он заботливо ухаживал и подбирал их. Прибывшие, видя это, сочли его придурковатым и, оставив, ушли прочь. А что он делал — этого они не поняли. Отправившись к царю, рассказали ему обо всем, а также о глупостях, которые делал он в саду.
А Маврикий, услыхав, рассмеялся и ничего не разъяснил им; [затем], схватив /50/ вельмож, которых считал [прежде] оплотом своего государства, уничтожил всех, дабы они не злоумышляли против него, а на их место назначил неродовитых.
И, позвав людей, которых он посылал к отцу своему, сказал им: «Вот советы моего отца, что дал он в саду, а вы их не поняли»[195].
Иные говорят, что он родом из каппадокийского селения Арпсуса, которое позже полководцем Тиверием было превращено в город.
Маврикий из-за своего крутого нрава погиб ужасной смертью от руки своих же воинов вместе со всем родом своим и сыновьями: войска его, возглавляемые Фокой (имя это в переводе означает огонь), напали на него и убили; и [Фока] сам сел на престол вместо него.
После персидского царя Ормизда, пользуясь содействием Маврикия, воцарился Хосров. В это время Смбат Багратуни с отменной храбростью одержал множество побед над врагами Хосрова, за что [последний] отличил Смбата: пожаловал ему марзпанство над землею Врканской[196]. И он, отправившись /51/ в так называемый Сагастан, нашел там население, угнанное в плен из Армении, позабывшее язык и письменность свою; Смбат восстановил их, попросил армянского католикоса рукоположить в епископы некоего Абела и учредил [там] удел престола святого Григора[197].
На десятом году правления владыки Абраама, в 37(588) году армянского летосчисления, прибыли в Армению сирийцы — весьма красноречивые люди — и хотели распространить здесь ересь
