по склону, до сих пор его скрывали заросли пробкового дуба. Пюк побежал к нему. Эльза увидела, как Тома склонился к мальчику, что само по себе было для него необычно. Услышала, как он сказал:
— Хочешь покататься на мотоцикле?
Он поднял Пюка и посадил на седло.
— Мы ищем Медора, — сказал Пюк.
— Если хочешь, я повезу тебя завтра далеко-далеко, поедем вместе на мотоцикле.
— Гениально!
Тома подвел мотоцикл к источнику.
— Можешь поиграть, только не сломай чего-нибудь.
Он подошел к матери, и она сразу все поняла. Спускаясь от деревни, Тома видел пса, отброшенного на край дороги возле старого дуба.
— Что будем делать? — спросила она.
— Я сейчас за ним съезжу, положим его в гараж на ночь, а завтра я его зарою.
Сказать Пюку? Они решили, что нужно.
— Скажи ему сам, ты это сделаешь лучше, чем я.
Он подошел к мальчику, присел на корточки и заговорил с ним. Пюк прервал его на первом слове:
— Я знаю, что он умер, и Эльза тоже знала. Я слышал его визг и видел раньше, как он ушел, и я знаю, какая машина его раздавила — она была красная или оранжевая, большая машина, она остановилась, и эти люди отнесли Медора туда, где ты его нашел.
— Он умер сразу, — сказал Тома.
— У него шла кровь?
— Нет, никакой раны не видно.
— Мы его похороним?
— Да, завтра.
— А где мы его похороним?
— Где хочешь.
— Под эвкалиптом.
— Ладно.
— Я хочу пойти посмотреть на него.
— Пойдем, если хочешь.
— Не надо оставлять Медора у дороги, а то они снова его переедут.
— Обещаю тебе, мы за ним сходим.
В этот момент они услышали, как зазвонил телефон.
— Это Франсуа, — сказала Эльза.
— Жанна взяла трубку, — сказал Тома.
И снова воцарилась тишина — только журчание ручейка и стрекот кузнечиков. Они сидели молча, не находя слов. Потом донесся голос Жанны:
— Эльза, это Франсуа, он хочет с тобой попрощаться.
Эльза бегом поднялась по склону.
Тома спросил у Пюка, не хочет ли тот покататься на мотоцикле. Мальчик отказался.
— Тогда помоги мне толкать его, — сказал Тома.
Голос Франсуа, казалось, долетал откуда-то издалека. На мгновение Эльзу пронзило воспоминание о Гийоме — у него была привычка звонить ей часто, в любое время суток. Но она уже не помнила его голоса. Голос стирается из памяти раньше всего остального.
— В котором часу ты летишь? — спросила она. — В Париже хорошая погода?
Прислонясь к стене, Жанна смотрела на Эльзу и делала ей знаки, что хочет поговорить еще.
— Передаю трубку Жанне. Не волнуйся, целую тебя. У тебя есть все, что нужно? Да, все в порядке. Возвращайся поскорей.
Он ответил, что вернется, как только сможет.
Пока Жанна разговаривала, Эльза вышла из комнаты и посмотрела в сторону ложбины: Пюк и Тома возвращались по окольной тропинке. Она подумала, что ничего не сказала Франсуа о собаке. По телефону никогда ни о чем не рассказываешь и, чем больше волнуешься, тем меньше говоришь. Она слышала голос Жанны:
— Ты нашел ключ от письменного стола? Чемодан сложил? Прачечная открыта?
Как светла была ночь! Скорпион мерцал на горизонте над морем, скрытым холмами. Антарес пульсировал, как сердце, бьющееся чересчур быстро. Скорпион — любимое созвездие Пюка. Иногда вечерами голодный и сонный Пюк, чтобы убить время до ужина, подстерегал его появление, пощипывая виноград. «Вот скорпион, который не кусается», — говорил он. Он видел скорпиона на рисунках в книгах, и Эльза рассказывала ему, что в деревнях Франции и Северной Африки мальчики иногда ловят скорпиона и сажают его посреди огненного круга. Насекомое пытается убежать, а когда понимает, что это невозможно, кончает с собой, вонзив жало в собственное тело. Пюк любил также разглядывать на другой стороне неба Дракона, пробирающегося меж двух Медведиц. Он прослеживал созвездия, звезду за звездой, словно это всамделишный дракон полз во мраке. Но когда Эльза позвала в этот вечер Пюка взглянуть, какой блестящий сегодня Скорпион, мальчик не откликнулся. Она продолжала смотреть на небо, а Пюк заговаривал то с одним, то с другим.
— Мы ведь не оставим там Медора на всю ночь? — спросил он у Тома.
— Нет, мы съездим за ним после ужина, обещаю тебе.
Пюк подошел к Жанне.
— Знаешь, Медор умер.
Она ничего не ответила, но притянула мальчика к себе.
— Расскажи мне, я ничего не знаю. Почему Тома ничего мне не сказал?
Пюк повторил слова Тома:
— Он был очень старый и слепой, но, может, он попал бы под колеса, даже если бы видел, потому что он ничего не понимал в машинах. Его нашел Тома. Раны нет, наверно, перелом черепа или позвоночника, как при ударе каратэ. Брюс Ли мог легко убивать, не оставляя следов, так что даже нельзя было увидеть, где нанесен удар.
Мальчик все больше возбуждался от собственного рассказа, он стал изображать сцены из «Ярости победителя»; Жанна машинально наводила порядок в комнате, переходя от кровати к окну, от стола к комоду, она переносила вещи с места на место, не отдавая себе в этом отчета. А Пюк продолжал говорить, мешая в своем рассказе случившееся с Медором и эпизоды фильма.
— Ты все ходишь и ходишь, ты меня не слушаешь.
— Нет, слушаю.
Она присела возле него на кровати, он снова заговорил о собаке:
— Медор родился раньше, чем я. Представляешь, он родился, когда Антуану было столько лет, сколько сейчас Тома, а Тома — сколько мне, видишь, какой он был старый. Если бы он сам не умер, его пришлось бы скоро убить. Ты знаешь, как убивают собак? Им делают укол, и они засыпают.
— Да, я знаю, — сказала Жанна.
— Можно еще убить из ружья, но нужно уметь прицелиться точно-преточно, чтобы убить с первого выстрела, и нужно, чтобы собака не повернула головы.
Жанна вдруг расплакалась. Она легла на кровать, уставясь на раскрытое окно и ажурный контур мимозы во тьме, ощутила аромат жимолости. Пюк прижался к ней и стал утешать.
Но и он вдруг замолк. Что-то нахлынуло на него, потрясло разум, погасило безмятежную радость жизни, он заплакал. Тихие слезы Жанны вызвали у него рыдания. Они прижались друг к другу, обнялись.
— Не плачь, — сказала Жанна.
— Больше никогда я его не увижу, — сказал он.
Потом умолк и после долгой паузы добавил:
— Мы с Тома скоро поедем за ним на мотоцикле, а завтра похороним его, сделаем ему красивую могилку.
— Ты и вправду хочешь поехать за ним?
— Да, и Тома мне обещал.
Эльза позвала всех к ужину. Это была молчаливая трапеза, впервые за лето они ели в
