на первой же сессии, но тише от этого не стало.
— Да в чем дело? — возмутился он. — Последние ряды! Вас выгнать надо, что ли?
— Извините, пожалуйста, — подал голос кто-то из парней, — но в городе серьезное ЧП. Вот мы и следим за событиями.
— Ладно, тогда уж говорите, раз начали. Все равно осталось пять минут.
— Пожар в центре города. Горит старая мельница. Ее уж столько раз собирались сносить, и все денег на это не хватало. Зато теперь…
Таня больше не слушала разговоры и рассуждения. Уши заложило, голова стала какой-то пустой, только сердце отбивало ритм: «Артем… Тёма… Тёмочка!..»
В это время прозвенел звонок, и она сорвалась с места раньше всех, чем вызвала удивление у лектора. Но Таня думала только о том, что Тёма там, на пожаре. Она это точно знала, она чувствовала.
Заскочила в раздевалку, схватила пуховик и, на ходу накидывая его на себя, выбежала из института. До старой мельницы, дым от которой поднимался клубами к небу, было расстояние в две автобусные остановки, и Таня неслась, не дожидаясь транспорта, в расстегнутом пуховике, без шапки, которую так и держала в руке вместе с сумкой. Задыхаясь от морозного воздуха, вытирая слезы, она бежала и чувствовала, что Артему тяжело.
— Нет, Тёмочка, пожалуйста, не бросай меня! Слышишь! Пожалуйста! — проглатывая слова, шептала она, подбегая к толпе зевак, что закрыли проход в арку.
Только через нее можно было подойти туда, где находилось старое сооружение, бывшее когда-то мельницей. Таня начала пробираться, отодвигая то одного, то другого, но это было сложно. Она не выдержала и закричала:
— Да пустите же! У меня там парень! Я не знаю, что с ним! Пустите меня туда!
Ее отчаянный крик и рыдания подействовали на людей, и они расступились.
Здание мельницы, когда-то давно усиленное внешней кирпичной кладкой, внутри было деревянным. Поэтому со стороны казалось, что весь пожар полыхал за стенами, прорываясь наверх. Крыша — как огромный факел. И все это заливалось пеной или водой, кругом была грязь и нестерпимый жар.
Таня хотела подойти ближе, но пожарные ее не пускали и не слушали. У каждого из них было свое место и круг обязанностей, им не до разговоров с кем-то. Однако на эту девушку трудно было не обратить внимания. Она подбегала к пожарным, дергала их за руки, но в рабочей одежде отличить мужчин одного от другого было невозможно. Кричала, звала Артема… и не могла его найти. Огонь еще не погасили, слышен был треск деревянных балок. Казалось, что старая мельница вот-вот рухнет.
Вдруг она увидела старика в каком-то драном тулупе, который стоял в стороне и плакал. Медленно переставляя ноги, девушка подошла к нему и спросила, боясь услышать ответ:
— Что здесь случилось?
Он посмотрел на нее мутными от старости глазами и, утирая слезы, заговорил:
— Я сторожем здесь был. Если не охранять, дети могли набедокурить. Да задремал я, а плитка старая — или загорелась, или упало на нее что-то. Проснулся от жара и дыма. Еле успел выскочить, а то уж огонь и дверь прихватил. А Шарик мой там остался. Он в подсобке всегда прятался — там теплее… Спасатели быстро приехали, тушить начали. Я их просил сходить за Шариком, но никто не шел. «Поздно уже», — так они сказали. Да вот один из них все же бросился туда, а назад не идет. Ни Шарика, ни его…
Последние слова старика уже было не разобрать, потому что рухнула первая обгоревшая балка.
Таня, не понимая, почему никто не идет помогать Артему, снова начала метаться между пожарными.
— Почему? Почему вы не идете за ним? Он же погибнет!
На нее никто не обращал внимания. Тогда она, невысокая худенькая девушка, расталкивая здоровенных мужчин в обмундировании, бросилась к двери догоравшего здания.
— Тёмка! Нет! Тёмка! Ты где? Выходи! Слышишь!
Ее поймали перед закрытой дверью, схватили за рукава, потащили назад. Все-таки один из них сжалился над девчонкой и, подняв защитное стекло, сказал:
— Сам он выйдет! Успокойся! Всего-то пять минут прошло!
Но она вывернулась из одежды, оставив пуховик в руках пожарных, и снова бросилась вперед.
— Тёма! Нет! Тёмочка! Я иду к тебе!
Таня схватилась голой рукой за дверную ручку, не чувствуя ни ожога на ладони, ни жара, бьющего по телу, дернула, что было сил просевшее искореженное полотно. Ее снова схватили и потащили назад. И в это время из открытого проема вывалился пожарный с собакой на руках. Он закрывал, как мог, еле живого старого пса. Сзади него послышался жуткий грохот — что-то обрушилось внутри здания. Толпа ахнула.
Таня вырвалась из рук державших ее мужчин и упала на колени рядом с лежавшим на снегу человеком. Она стаскивала с него шлем, плакала, звала. Рядом суетились медики, пытаясь ее отогнать, но это было невозможно. Наконец, Таня увидела лицо Артема. Он тяжело дышал, но открыл глаза, и слабая улыбка тронула его губы.
— Танюшка… живой я, не плач. Просто надышался немножко… С днем рождения тебя…
Люди, стоявшие в толпе, вытирали слезы, отворачивались. А кто-то снимал видео, как девушка, вся в грязи и копоти, упав на колени в раскисший от пожара снег, целовала парня, спасшего из огня дворнягу Шарика. Старик гладил свою собаку и шептал парню:
— Спасибо тебе. У меня ведь больше никого нет, кроме Шарика…
Чуть позже он принес Тане ее одежду и сумку. Пес все еще задыхался, но уже стоял сам.
Артема и Танюшку доставили в больницу, но ее после перевязки отпустили, а он остался на несколько дней под наблюдением врачей. Хотя очень рвался домой, ведь так готовился ко дню рождения своей любимой девушки. Кольцо осталось на работе, в раздевалке. Артем успел сказать несколько слов командиру, но выполнит ли тот его просьбу, не знал.
Таня никуда не ушла, сидела в коридоре около его палаты и ждала, когда можно будет зайти. Она вспоминала, как дернула на себя ту страшную дверь, за которой находился Артем. Хватило бы ему сил навалиться на нее с собакой в руках? А если нет? Он попал бы под рухнувшие балки? А вдруг бы дверь завалило? Или он потерял сознание?
Таня накручивала себя все больше и больше. От ужасных картинок и мыслей появился какой-то озноб. Все время хотелось плакать.
К ней подошла медсестра.
— Пойдем, хоть умоешься, легче станет. А то напугаешь своего жениха. Ты же, как будто из печки вылезла.
Через десять минут, вернувшись, Таня увидела у дверей палаты своих и его родителей. Отец Артема уже заходил к
