Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
приведёт к ослаблению России.
«Речь» поместила едкий стихотворный фельетон, суть которого заключалась в том, что реакционное российское правительство видит в консервативной Германии друга и поэтому логика властей такова:
«Настежь двери, черт возьми!Для чего нам о нелепость.Пограничная здесь крепость?»[11, с. 134–135].
Недовольна была не только оппозиционная пресса. В дневнике А. А. Поливанова, помощника (заместителя) военного министра в апреле – мае 1909 г. имеется целый ряд записей, отражающих беспокойство упразднением крепостей со стороны военных, политиков, общественных деятелей и самого автора.
Поливанов счёл ликвидацию крепостей «безумием» и предупредил о ней Коковцова. Тот прекрасно понимая, с какой тревогой воспримут эту информацию в Париже, и как плохо это отразится на русско-французских финансовых отношениях, позвонил Столыпину, предлагая немедленно встретиться. Премьер полностью встал на сторону министра финансов и попытался убедить Сухомлинова и царя в опасности одобренной ими меры [79, с. 421].
Сухомлинов в этой непростой ситуации проявил упорство и энергию. Он умело подыскивал убедительные аргументы, убеждая оппонентов в своей правоте. 30 апреля 1909 г. военный министр откровенно обсудил этот вопрос с Поливановым. Сухомлинов рассказал, что он лично осматривал крепости, говорил с их комендантами и пришёл к выводу, что «мы должны отойти назад» – и это только усилит оборону на западе. Недаром германский и австрийский генеральный штабы очень встревожены этим проектом. Но самым весомым для Поливанова доводом было, конечно, сообщение министра о том, что его единомышленником является сам царь [117, с. 71].
Вопрос о крепостях стал первым камнем преткновения в отношениях Сухомлинова с Поливановым, Столыпиным и Коковцовым. Поливанов был уверен, что будет отправлен в отставку вслед за Редигером. Однако новый министр сохранил за Поливановым его пост. Владимир Александрович сделал это по двум причинам. Во-первых, царь просил его не разгонять «старого личного состава» [170, с. 37]. Во-вторых, Сухомлинов хотел использовать ценный опыт Поливанова. «Гибкий по натуре, знаток хозяйственной части, хорошо осведомленный в области законоположений, этот человек, при обширном своем знакомстве с личным составом, казался мне не лишним», – напишет Сухомлинов в своих воспоминаниях [172, с. 184].
Кроме того, А. А. Поливанов был тесно знаком с министром финансов В. Н. Коковцовым и главой военной комиссии Государственной думы А. И. Гучковым. Сухомлинов надеялся, что Поливанов будет удобным посредником во взаимодействии его, как военного министра, с этими влиятельными лицами [172, с. 184].
Однако надежды Сухомлинова не оправдались. Будучи под следствием, в 1916 г. Владимир Александрович направил Николаю II записку, в которой подробно изложил историю своего разрыва с Поливановым. В ней Сухомлинов жаловался, что от дружественных отношений помощника военного министра с В. Н. Коковцовым ведомство «только проигрывало» [138, л. 2]. Министр финансов, стараясь сохранить равновесие государственного бюджета и значительный золотой запас, всячески препятствовал увеличению ассигнований на военные нужды, чего добивался Сухомлинов.
П. Г. Курлов, хорошо знавший правительственную кухню, вспоминал: «лейтмотив министра финансов, как возражение военному министру, заключался в предположении о том, что когда-то там ещё будет война, а теперь денег нет»[85, с. 151]. В этой ситуации Поливанов, согласно дневнику Сухомлинова «уступал урезки в наших сметах в угоду В. Н. Коковцову» и оба они тем самым тормозили «нашу подготовку боевой готовности» [52, с. 92, 100].
«Отсутствие надлежащей энергии» у Поливанова в защите военных ассигнований от посягательств финансового ведомства Сухомлинов объяснял тем, что его помощник сам рассчитывал занять место министра, а Коковцов ему в этой интриге помогал [138, л. 3]. Таким образом, конфликт Коковцова с военным министром «из ведомственного довольно быстро перешел в личный» [38, с. 78].
По версии Коковцова виноват в этом был сам Сухомлинов, который «после первых же расхождений во взглядах на размеры кредитов, испрашиваемых его ведомством всегда в преувеличенных размерах и очень часто с крайне плохим основанием» придавал спору «чрезвычайно острый характер» [79, с. 360]. Однако, скорее всего, Коковцов в данном случае оговаривает своего врага. Ведь Владимир Александрович был достаточно умен, чтобы понимать: с министром финансов лучше поддерживать хорошие отношения. Налаживать он их начал ещё, когда командовал Киевским округом. В 1906 г. на заседании Совета государственной обороны Сухомлинов демонстративно поддержал Коковцова, спорившего с военным министром Редигером. Тот предлагал отказаться от укрепления Владивостока, заменив его Никольском-Уссурийским (что, конечно, влекло громадные расходы).
По иронии судьбы поссорился Сухомлинов с министром финансов тоже из-за Владивостока. (По крайней мере, это следует из воспоминаний Коковцова). Началось всё с того, что весной 1909 г. Приамурский генерал-губернатор П. Ф. Унтербергер, которого, как мы помним, в феврале с думской трибуны за «неудовлетворительность» командования критиковал Гучков, начал проявлять повышенную активность. Старый заслуженный генерал, отдавший лучшие годы жизни освоению Дальнего Востока был обижен нападками с думской трибуны. Желаю показать свою бдительность он стал одна за другой слать телеграммы Столыпину, Сухомлинову и министру иностранных дел Извольскому о том, что Владивостокская крепость находится в плачевном состоянии и беззащитна перед замышляемым Японией новым нападением. Обеспокоенный Столыпин вызвал Извольского и Коковцова к себе. Извольский со своей «дипломатической колокольни» объяснил премьеру, что с Японией установились дружеские отношения, и никаких оснований для тревоги нет. Коковцова такая трактовка событий с ведомственной точки зрения совершенно устраивала, поскольку позволяла избежать чрезвычайных расходов. Сухомлинов же, который по должности отвечал за состояние крепостей, не поставив в известность Коковцова и Столыпина, составил доклад на царское имя. Там военный министр, изложив содержание многочисленных депеш Унтербергера, написал, что разделяет его тревогу за оборону дальневосточных рубежей. А в заключении счёл «своим верноподданническим долгом высказать, с полной откровенностью», что всё это происходит исключительно от того, что он, Сухомлинов, не может добиться получения согласия министра финансов «на отпуск самых необходимых средств для улучшения оборонительных сооружений Владивостока» [79, с. 361–362].
Естественно для обидчивого Коковцова подобное развитие событий оказалось крайне неприятно, и он буквально возненавидел Сухомлинова. Сначала министр финансов критиковал своего оппонента за глаза – в разговорах с Поливановым и Столыпиным. А 9 июня 1909 г. В. Н. Коковцов на заседании совета министров пошёл уже на открытый конфликт, резко заявив, что для военного министра «закон не писан» [117, с. 75]. Скоро стычки между ними стали постоянными. А. А. Поливанов в своем дневнике 15 января 1910 г. записал: «опять произошло столкновение между военным министром и В. Н. Коковцевым, по поводу которого В. А. Сухомлинов писал полуофициальное письмо П. А. Столыпину, высказав, “что он с тяжелым чувством оставил заседание Совета министров и затрудняется бывать в нём лично, коль скоро министр финансов позволяет себе резкие выходки против военного министра”» [117, с. 92].
Столыпин в этом противостоянии предпочёл поддержать Коковцова, поскольку Сухомлинова сразу невзлюбил. Ведь назначение нового военного министра, как отмечала осведомленная газета «Русские ведомости», стало
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
