Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
министра Редигера за то, что он два раза в Думе не только не ответил против речи Гучкова, но согласился с ним и этим не защитил честь армии. Я взял на его место Сухомлинова, которого знаю уже 20 лет; надеюсь, что его выбор будет удачным» [72, с. 188].
О своем решении император сообщил Редигеру 10 марта 1909 г., сказав, что вследствие того, что произошло в Думе, министр потерял авторитет в армии и доверие царя. Впрочем, Николай II прибавил, что его личное отношение к Редигеру остаётся прежним, т. е. благожелательным. Император подошёл к министру, пожал ему руку и поблагодарил за службу.
Затем в кабинет был вызван Сухомлинов. Он должен был в присутствии военного министра делать доклад по одному из текущих вопросов. Как говорилось выше, в 1905 г. был введен порядок, согласно которому начальник Генерального штаба напрямую подчинялся царю и имел право единолично выходить со своими вопросами к монарху. Но Сухомлинов, будучи противником введенного реформой 1905 г. «двухголовия», с разрешения Николая II, добровольно подчинился военному министру. Владимир Александрович делал доклады императору только на глазах А. Ф. Редигера. Установившийся порядок не был нарушен и 10 марта.
Император, как обычно, выслушал начальника Генерального штаба, ни словом не обмолвившись о новом назначении, которое ему готовит. И только когда дверь за Редигером закрылась, Николай II объявил Сухомлинову о своём желании сделать его военным министром. Для Владимира Александровича это было полной неожиданностью. Генерал заявил, что он «дела не знает и у него не хватит сил». К тому же ему неприятно, что он выживает Редигера. На это Николай ответил, что по-прежнему ценит Редигера и в рескрипте на имя Сухомлинова будет сказано о необходимости продолжить работу, начатую его предшественником. Отказываться же от назначения Сухомлинов «не имеет права» [145, с. 280]. На другой день, 11 марта 1909 г., В. А. Сухомлинов официально занял пост военного министра.
Первые шаги Сухомлинова-министра
Первыми об отставке Редигера узнали депутаты Государственной думы. Правые радовались. Они считали его уход своей победой, поскольку их лидер, Н. Е. Марков, за две недели до этого громогласно заявил, что военный министр оскорбил русскую армию своим утверждением о недостатке подходящего «материала» для назначения хороших военачальников. Кадеты тоже торжествовали, считая Сухомлинова «своим», – вспоминал помощник военного министра А. А. Поливанов [117, с. 63].
Симпатии конституционных демократов новый министр заслужил во время генерал-губернаторства в Киеве, где он, по воспоминаниям А. С. Лукомского, «любезничал и заигрывал с либеральными кругами (с общественностью)» [87, с. 174]. За это у киевских националистов Сухомлинов приобрёл репутацию «кадета» [12, с. 13]. Разумеется, в идейном плане генерал таковым не являлся. Выражавшая точку зрения конституционно-демократической партии газета «Русские ведомости» писала, что новый министр далеко стоит от политики и вообще «не представляет ничего яркого в политическом отношении» [152, 1909, 13 марта]. Но для конституционных демократов это, в данном случае, представлялось плюсом: для них нейтральный по взглядам сановник был предпочтительнее министра-реакционера. Поэтому на страницах кадетской печати поначалу проскальзывало скорее положительное, чем отрицательное отношение к Сухомлинову.
Среди популярных публицистов откровенно недружелюбно встретил назначение Сухомлинова министром только М. О. Меньшиков из «Нового времени». Этот газетчик отличался антисемитскими взглядами и находил предосудительными связи нового военного министра с богатыми киевскими евреями. Но Сухомлинов взял к себе в адъютанты Д. А. Коломнина, внука хозяина «Нового времени» А. С. Суворина, и Меньшикову тут же запретили критиковать военного министра [140, л. 2об. -3]. Ещё одним адъютантом Сухомлинова стал Боткин, родственник А. И. Гучкова. Это примирило с Сухомлиновым лидера октябристов.
Гучков надеялся, что Сухомлинов, подобно своему предшественнику Редигеру, будет взаимодействовать с Государственной думой и с её комиссией государственной обороны. Однако новый министр к этому был не расположен. Он был против активного вмешательства депутатов в дела его ведомства. 16 апреля 1909 г. Поливанов записал в своём дневнике: «Сухомлинов, вообще, имеет в виду пригласить к себе Гучкова, Крупенского и сказать им, чтобы в Думе поменьше говорили о военных недостатках, так как иначе иностранцы получают много ценных сведений из думских дебатов» [117, с. 67–68]. Опасения Сухомлинова имели свои основания. В. Н. Коковцов ещё в 1907 г. жаловался П. А. Столыпину, что депутаты оппозиционных фракций, присутствовавшие на закрытых заседаниях Государственной думы, сразу же передавали не подлежащую огласке информацию корреспондентам российских и иностранных газет [187, с. 94].
Настороженное отношение В. А. Сухомлинова к думской комиссии государственной обороны имело ещё один аспект. Согласно статье 96 Основных законов Российской империи вопросы государственной обороны находились в ведении императора. Обсуждению Государственной думы подлежали лишь дополнительное финансирование Военного и Морского ведомств и определение величины контингента новобранцев. Таким образом, самим своим названием думская комиссия государственной обороны явно вторгалась в сферу прерогатив царской власти. Николай II уже в 1907 – 1908 гг. выражал недовольство её наименованием. Но думские политики не пошли навстречу монарху. Налицо была борьба Государственной думы с верховной властью за контроль над оборонной сферой [27, с. 124–125].
Сухомлинов в этом конфликте сразу принял сторону императора, который перед рассмотрением в парламенте интендантской сметы (апрель 1909 г.) недвусмысленно объяснил новому министру, что тому не нужно выступать в Государственной думе. За него это должен был делать его помощник – Поливанов. Но и тому не следовало вступать в полемику с парламентариями, поскольку это бы означало признание их права на обсуждение военных вопросов.
Перед рассмотрением в Государственной думе вопроса о контингенте новобранцев царь повторил свой запрет на выступление перед депутатами, пояснив: «что Вам с ними спорить – Вы мой министр» [117, с. 67]. Иными словами глава военного ведомства должен был ориентироваться только на царскую волю, не стремясь убедить в своей правоте депутатов. Что касается Думы, то свое отношение к ней монарх обозначил предельно откровенно, сказав Сухомлинову: «Я создал Думу не для того, чтобы она мне указывала, а для того, чтобы советовала» [117, с. 169].
Причём эти советы были уместны только тогда, когда царь за ними обращался. В противном случае император оставлял решение за собой. Министр же должен был проводить его в жизнь, беря ответственность за него на себя, даже если оно было непопулярным и вызывало критику депутатов и прессы. Именно так поступил Сухомлинов в вопросе об упразднении крепостей в Царстве Польском.
Это политически обусловленное решение было принято царем ещё 15 февраля 1909 года [190, с. 137]. Но в обществе оно стало известно только в апреле и его восприняли как личную инициативу нового военного министра. Пресса, взвинченная Боснийским кризисом, встретила известия о ликвидации крепостей с большой тревогой, посчитав, что осуществление намерений Сухомлинова
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63