Только я далеко живу, в трёх кварталах. Не готов ты на такое странствие, добрый молодец. Давай возле Парка Времён встретимся?
— Давай, — промямлил Пашка.
Пионава сделала выжидательную паузу, но он больше ничего не добавил от растерянности.
— Телефон тебе, может, дать? — подсказала Пионова. — И время быстро придумывай, вон моя маршрутка.
— Шесть, — выпалил Пашка. — Я тебе в контакте напишу!
— Ого, подготовился. Похоже, у тебя серьёзные намеренья, отрок, — хохотнула девчонка, вскинула руку и вскоре укатила от Пашки в забитой маршрутке.
А он так и остался стоять как дебил, чуть ли не рот разинув.
Свидание? У Пашки? Реальное?
И не с чувырлой какой-то?
Может, она неприкасаемая? Или заучка адовая, с которой и заговорить стыдно? Должно же быть объяснение.
Но у страницы Пионовой была куча друзей, альбомы пестрели фотками в компаниях, в кафе и на природе, даже, кажется, в каком-то клубешнике.
Вот те раз.
Нельзя ей писать там! Увидит Пашкин убогий акк и всё поймёт, а тогда не придёт вообще. Значит, высматривать около входа в парк. Нужно, выходит, пораньше приехать.
И самое главное: откуда-то взять деньги на кофе! Девки ведь любят заковыристый кофе, который стоит как вся Пашкина жизнь.
Боже, где же ему взять столько денег? На первое настоящее свидание ни в коем случае нельзя жмотиться. А у него девять рублей. Вот засада!
Пашка помчался домой, позабыв о приложении и пятистах баллах. Такое событие, может, раз в году бывает!
Родаков не было. Пашка прошёлся по мамкиным сумкам и всем карманам верхней одежды: но он же сам оттуда раньше всё и выгреб под завязку.
Проверил зимние куртки (еле выцарапал в заставленном хламом шкафу, который припёрли в его комнату). Собрал мелочью двести сорок три рублика.
Ну трындец. И чё делать?
В отчаянье Пашка засунул свой нос даже в коробку из-под фена, в которой родители держали сбережения. Но там лежало только три пятитысячные купюры. Заметят сто пудов, и как бы уже не сегодня же вечером. Сдерут с Пашки три шкуры, и не видать ему больше ни копейки от предков никогда. Нельзя брать.
По всему выходило, что придётся или мириться с Толиком, или терять Пионову навсегда.
Встретиться Толик согласился. Это вдохновило. Не хватало ещё за ним бегать, как за бабой.
Впрочем, за бабами Пашка никогда не бегал. Боялся.
Он и сейчас боялся люто, хотя не хотел признаваться в этом себе. Может, и хорошо, что надо на финансирование проекта отвлекаться. Не то бы он все мозги себе вынес до вечера.
Толик ждал за гаражами. В отличие от Пашки, Толик регулярно курил, потому что у него водились деньги. Жмотом Толик не был.
Вот и сейчас протянул экс-другу пачку и зажигалку дал.
— Ну чё там твой кот? Ещё подчинён искусственному интеллекту? — осведомился Толик, когда Пашка прикурил и вернул зажигалку.
О приложухе сейчас думалось с трудом, но заблокировать её всё равно не хотелось. Хрен бы он подошёл сам к такой, как Пионова. Потому болтать с Толиком рядом с телефоном поостерёгся.
— Ладно тебе, прикольная шутейка! — обронил Пашка, затягиваясь. — Прежний Толик бы её оценил.
— Прежний Толик на каникулах с другом тусил, и друг его не стыдился, — парировал Толик новый и прищурился.
Пашка выдвинул нижнюю челюсть вперёд. В горле першило: курил он редко, а когда с Толиком не общался, так и вообще не курил.
— Теперь-то накрылся Славкин канал, свобода, брат, — проговорил Пашка.
— То-то и оно, — не оттаял Толик. — Уровень моей хреновости подупал, так ты и прибежал сразу?
— Меня тоже во «Фриков…» зафигачили, если ты не в курсе! — огрызнулся Пашка. И чуть не добавил, что, правда, с монтажом. А обидчивого Толика выложили в оригинале, как и было. Так что нечего тут морду воротить.
— Гнида ты, Пашок, вот что, — выдал Толик. — Но сейчас такое время, что надо кучковаться и вырабатывать стратегию поведения. А кучковаться мне, кроме тебя, особо не с кем.
Если бы Пашке не нужны были деньги, он бы за «гниду» точно нехило так навалял! Ишь, кучкователь хренов! Кто, как ни Пашка, вообще устроил всем эти «времена»! А этому лишь бы нажиться на чужом героизме.
— Я вот чё думаю, — продолжал Толик. — Шайка Марципана долго без головы ходить не будет. Кто-то живо в лидеры полезет. А чтобы авторитет завоевать, творить начнёт что похлеще всего прошлого.
— Ну? — лаконично обронил Пашка, всё ещё от «гниды» не отошедший.
— Высмеять надо лидера, вот что. А потом и следующего. Развалить это кодло.
— Это как, интересно? — снова затянулся Пашка. — Что-то ты борзый стал, прям не узнать.
— Заманало ходить в отребье. Тебя, думаю, тоже.
— Допустим. И как ты намылился лидеров высмеивать?
— Тут вся штука в том, что они пока неуверенные все, — доверительно и со значением объявил Толик. — И им страшно. Почти как нам, я тебе говорю. Потому что они по жизни в рот Марципану заглядывали, и на том весь их авторитет держался. А теперь отчалил атаман. Если кто власть возьмёт и во главе встанет — хана нам, всё как раньше пойдёт.
— Ну так и чё ты предлагаешь? — раздавил окурок Пашка.
— Ржать, — внушительно сказал Толик. — Чё б ни вытворяли, ржать, даже если бить будут. Над подражательством ржать, над идеями, над воплощением. Я тебе говорю, другие шакалы подхватят — потому что сами в вожаки хотят, и сейчас не будет у них никакой взаимоподдержки, одна грызня. И надо с другими париями потолковать сегодня, предупредить.
— С кем? — не понял Пашка.
— Ну ты, блин… — сплюнул Толик. — С теми, кого пиздят: так понятнее?
— Прям вижу, как Лебедев ржёт над кем-то в классе.
— А вот надо стиснуть зубы и ржать, — посуровел Толик. — В этом одно спасение. С Лебедевым я сам поговорю. А ты возьми на себя Маркина и Завихренникова.
— Какое-то распределение у тебя интересное, — скривился Пашка, которому уже позарез надо было к вопросу займа переходить: вдруг не даст, и что ещё думать придётся.
— Потому что я, кроме того, с девками пошепчусь, — весомо сказал Толик. — Бабский смех — он самый обидный и унизительный.
— С тебя и начнут, — не сдержался Пашка. — Слушай,
