и «чеченцам» подачкой. До этого мы другу, что без ног остался, выбить протезы не могли сколько лет. Но льгот, фактически соответствующих подвигу детей не воевавших отцов, и у них нет. Что уж про нас говорить. И самое страшное и противное это то, что когда мужчины боролись за свое признание, они забыли о нас. Получается, нас дважды предали. Лида, хорошо, что ты это пояснила, про медсестру. Я ведь все годы почему-то помнила, как прощались с ней перед отъездом, помню ее зареванную, и не понимала, почему она плакала… Как камень с души упал, значит все без потерь из того набора выдержали. А вот пока эшелоном шли, я даже представить не могла, что при социализме могло такое быть, что в степях диких видели. Все представления с ног на голову перевернулись, басмачей только не хватало за поездом, что б гнались. Ощущение было, что вот-вот из-за поворота выскочат. Кухня в теплушке была, котлы расконсервировать нужно было, а воды минимум. Отыкалось то тем, кто нас отправлял. А тот первый день?! Когда машины остановились посреди дороги. Вокруг голая долина, и вдали горы. Мы все вышли, и сказать, что «прибалдели», не то слово. Стали выгружать из машин армейские палатки, а мы понятия не имели, как к ним подступиться. Первая мысль явно у всех была: "Ааа… эээ…, а в туалет куда?". Помню, как наша повар Валюшка из Пензы щелкнула ладонями: "А епть твою мать, цииипляята табака", смеялись так, что уже, похоже, было, что с нами истерика. А тут подлетел газончик, выскочили какие-то офицеры: "Девчонки, вы откуда, что тут будет? " В общем, потом за подмогой уехали и к вечеру палатки были поставлены. А Ливень, он, кажется, в ту первую ночь был. Помню, как проснулась среди ночи, ноги опускаю на землю, а там ‒ вода, она почти до середины ножек была. Визг, писк, полночи отводили канавки. А через 2 дня, 13 февраля, у меня был юбилей, мне исполнилось 25 лет. Я помню, когда приехали в Кушку, нам пограничники сказали, чтоб бежали в магазин и покупали что-то здесь, т. к. там ничего не будет. Пошли в магазин и я на все оставшиеся деньги купила 2 бутылки вина, бутылку коньяка и конфет. Потом все 2 года ощущение средневековья, а все же мы все себя проверили, не белоручками оказались, не струсили и не свалили".
Наталия Максимова, лаборант Шиндандского госпиталя:
"В Адраскан ездили в дуканы, кое-чего прикупить. У нас в госпитале были только тазы, ручки и всякая ерунда, которая не всегда могла пригодиться. Это позже в лавках появились продукты. А первые свои чеки мы тратили именно на эту ерунду: на кружки, тазы и всякую домашнюю утварь. Да, обещали люксовые госпиталя. А нам, молодым, и невдомек, а кто их нам там построит? Вот и понабрали с собой зонтики, перчатки, шпилечки, пришлось все это оставить в Куйбышеве. А нам в Чебоксарах говорили, чтоб взяли с собой белье на смену. Вы, мол, едете в командировку. Все наряды пришлось в Куйбышеве оставить. Купила теплый свитер и шерстяные носки. Все пригодилось в первое время. В жизни не пилила, не колола дрова. Там пришлось научиться. Топили печки. Да еще караулили свои дрова. А то быстро кто-нибудь умыкнет твой труд. Да, школа жизни".
Лариса Орлова, младшая медсестра Шиндандского госпиталя:
"По присяге или вольнонаемно, мы все это прошли. Что-то не все туда на работу ехали, да и быстро уезжали, окунувшись в ЭТО. Что касается военных, это вообще не обсуждается, куда Родина пошлет. А чтоб добровольно, то, конечно, надо иметь характер и стержень. И в каких условиях мы над ранеными ребятами зимой палатки держали, чтобы они не улетели, менялись через 20 минут, руки коченели. И сами жили так же, вымыться негде было. Когда от нас уезжали те, кому не хватило выдержки, мы даже, как с предателями, с ними не прощались.
Я была младшей медицинской сестрой по уходу за больными. Мы, девчонки, все вместе приехали, в санитарных машинах по 8–9 человек в машине, до пункта дислокации ехали в колонне с оборудованием. Это все везли «партизаны», то есть призванные из запаса и уже отслужившие бойцы, туркмены из Чарджоу. Когда проезжали Герат, колонну обстреляли, а мы даже толком не поняли, не доходили своим мирным умом. С Адраскана навстречу в помощь выдвинулись наши. Ночь провели в машинах у «партизан», им спасибо, нас перепуганных девушек успокаивали. Привезли, выгрузили в чистое поле, даже в туалет некуда было сходить. Приехал Командир дивизии Шаталин Ю.В. Конечно, он молодец, и как человек, и как командир. Он потом на моей свадьбе посаженным отцом был, первый танец с ним танцевала, и вертолет свой дал, расписываться в Кушку летали.
Все, что ранее девочки написали, от слова до слова ‒ ПРАВДА. Сами устанавливали палатки, дежурили около раненых бойцов, многие сами переболели различными инфекциями, работали без выходных, особенно тяжело было тем, кто трудился в операционных. Это потом стали строить модули, где хоть от ветра была защита, а нам достались палатки. Сами рубили дрова, чтобы на костре прокипятить солдатскую одежду и уничтожить вшей. Есть было нечего, суп, где плавали две кильки, одно яйцо в неделю. Мы выполняли одну задачу: всеми силами спасти, отдать душу любому раненому, будь то русский, украинец, таджик или чеченец, помочь своей 40-й армии.
Но мы не только лечили и выхаживали наших бойцов, был организован и прием местного населения. Для этого были выделены 2 дня ‒ среда и пятница. Если болел ребенок, выезжали домой в афганские семьи. Однажды я тоже выезжала в такую семью с командиром, подполковником Стародубцевым Г. В. Ребенок был сыном летчика, звали его Ширмат, его сына Ромми, делали операцию на горле, мальчик задыхался. На этом примере я хочу показать, что наши военнослужащие пришли на древнюю землю Афганистана не как убийцы, и не как варвары. Да советскому солдату эти качества никогда и не были присущи. Все мы были, и, думаю, всегда останемся добросердечными, сопереживающими и готовыми всегда прийти на помощь другим.
ТАМ была неподдельная сплоченность и дружба, потому что тяжело было всем. Можно очень много говорить и вспоминать о работе своих подруг, коллег. Мы жили по 19 человек в палатке, ночами у раненых топили буржуйки по очереди, операции проводились в плохо вентилированных операционных, а в такую жару, это
