бросил короткий задумчивый взгляд на город. Если бы он предупредил остальных, они бы пошли с ним и только тормозили бы его. Никто из них не обладал такой выносливостью как он, никто не выдержал бы такой темп, каким он собирался идти. Прошло не больше нескольких секунд, прежде чем Эмиэль шагнул в тоннель, больше не оглядываясь.* * *
В этот раз Ная шла напрямую. Она практически не останавливалась, делая привалы только в самых относительно безопасных местах, где можно было поспать. На этом пути монстры встречались гораздо чаще, чем на том, что они выбрали с отрядом в прошлый раз. Ей приходилось сражаться чуть ли не каждый день, пока она не преодолела больше половины пути. Там тоннели заметно опустели, источников тоже стало меньше — воду приходилось экономить. Зато раны, оставленные когтями и зубами всевозможных тварей за предыдущие две недели, стали заживать.
Ная старалась ни о чём лишнем не думать. Она прокручивала в голове заклинание и все известные ей легенды из жизней тёмных эльфов, которым удалось сделать то, что собиралась она.
Вскоре она должна была стать одной из тех историй, которые ей самой когда-то внушали страх. Историей, которой она никогда не хотела быть.
Она не жаждала власти или славы, ей не нужно было признание, она не стремилась к вершине общества. Она мечтала стать предводительницей профессионального отряда, в котором все бы друг другу доверяли, с которым бы она жила и умерла. Ей не нужно было большего. Но Боги посмели забрать Его — часть её души, неотъемлемую, обязательную часть её жизни и её отряда. И теперь в ней горел неистовый огонь, который она не могла усмирить, которому не могла противостоять. Будто что-то извне разжигало его, заставляло сходить с ума и не позволяло ей остановиться, чтобы обернуться и задуматься о том, что она делала. Она не чувствовала ни страха, ни боли, когда получала всё новые и новые ранения и сжигала любую тварь, посмевшую преградить ей путь. Пылал ли огонь внутри или снаружи, ей уже было без разницы.
«Говорят, выжить может только тот, кто предан Хаосу всем сердцем, либо тот, кому в жизни уже нечего терять, и он ничего не боится», — не так давно она сама сказала это своему отряду.
Ная не была предана Хаосу, ей всё ещё было, что терять, но она ничего не боялась. Ей нужна была сила, которая позволила бы ей противостоять кому-угодно, чтобы никто больше не посмел причинять вред тем, кто был ей дорог. Ей нужна была сила, которая дала бы ей шанс вернуть Ариена. Хоть она и понятия не имела, как это сделать.
Ная чувствовала себя так, будто сходила с ума, будто в ней смешались её собственные эмоции и чьи-то чужие. Что-то шептало ей: идти против неизвестного нужно с силой, способной его сокрушить. Сейчас у неё такой силы не было, но она знала, где её взять. Почему-то Ная была уверена, что, если бы она просто сидела и ждала, Главная Жрица никогда бы не вернула ей Ариена: у неё в распоряжении была вечность, для неё время ничего не значило — едва ли она оставила Наю в живых, чтобы проверить её терпение.
«Боги хотят посмотреть, сможешь ли ты создать Хаос», — сказала ей Жрица. Ная приняла вызов. В её сознании мешались иррациональная жажда реванша и тонкая нить, удерживающая от бездумной агрессии. Она обещала себе, что если сможет выжить, то спалит всё, что станет ей преградой, что она оставит за собой выжженную пустыню, если понадобится, что она огненным вихрем устроит такой Хаос, что даже Боги будут смотреть с ужасом и восхищением, если только не будет силы, способной её остановить. А такая сила была в целом мире только одна, и либо Боги отдали бы ей её цепи, способные удержать монстра, которым она собиралась стать, либо она нашла бы Его сама. Оставалось только не умереть раньше, чем всё это могло бы случится…
Внезапно ярость потухла. Ная остановилась возле входа в Ущелье Фениксов, словно очнувшись от кошмара. Тогда, уходя с истощенным Ариеном, надышавшимися ядовитой пылью Ираном и Эмиэлем, с жутко болящим плечом и ощущением, что они прошли по тончайшему лезвию смерти, она клялась, что больше в жизни сюда не сунется, близко не подойдет к этим проклятым птицам. А теперь ей предстояло позволить фениксу сжечь себя изнутри, практически сгореть заживо: он должен был поглотить её магию, поселится в её теле и сознании, он должен был стать частью неё, он должен был отдать ей свой огонь, стать её новой силой, и её новой жизнью.
Маги прошлого не потрудились описать подробности. «Возможно ли, что они просто не знали? Из-за того ли, что боль была настолько невыносимой, что не оставалась в памяти, или потому что феникс стирал воспоминания? В таком случае, смогу ли я сохранить рассудок, произнеся заклинание призыва? Что если я всё забуду? Кем я стану? Что случится с моим телом? Будет ли магия действительно жечь физически? Сгорит ли кожа? Будет ли кипеть кровь? Почему нужно идти обнажённой? Почему почти никто не выживал?» — думала она, но ни на один из этих вопросов у Наи не было ответов. У неё было только заклинание и смутные, вычлененные из историй случившихся несколько столетий назад, предписания. Она даже не знала, что ей делать дальше, если бы она всё-таки выжила. «Будет ли феникс просто слушаться, как любое другое призывное существо? А, если нет, что тогда? Почему об этом тоже нигде не упоминалось? Почему никто не оставил подробных описаний? Что с ними происходило? Почему, даже зная, все маги прошлого предпочли молчать?» — ей оставалось только получить ответы самостоятельно.
Женщина медленно сняла с себя всю одежду, сложила на полу и бросила сверху оружие. В прошлый раз она была здесь с Ариеном, поэтому ей было не страшно. В этот раз она заходила в Ущелье фениксов одна и заходила обнажённая. Наверное, она должна была бояться, но почему-то не боялась. Решение было принято, оставалось только произнести заклинание и молиться, чтобы она оказалось той самой одной из сотни, кому удалось бы выжить.
Оказавшись внутри, Ная прошла немного вперед по плато, наблюдая уже знакомую картину: яркими огненными вспышками над расщелиной парили фениксы, кричали, дрались, играли. Вокруг были только
