— Франсеск, — сказал епископ, — я не нахожу это странным. Рамон де Орта — честолюбивый человек. Он видит выход своему честолюбию в этой истории с Граалем.
— Кроме того, по его словам, он слышал, что Грааль все еще предлагают на продажу.
— Если вспомнить, что произошло с последним предполагаемым претендентом, только очень смелый человек станет теперь покупать его, — сухо сказал Исаак. — Или тот, кто располагает сильной личной охраной. Думаю, для большинства условия продажи не будут привлекательными.
— Утрата денег и жизни? — сказал епископ. — Думаю, что нет.
— Но у человека, который похитил золото Гвалтера, — сказал Франсеск, — Грааля, возможно, и не было.
— Как это понимать? — спросил Бернат.
— Гвалтера могли обмануть, — ответил Франсеск. — Ничто не помешает любому из нас предложить на продажу то, чего у нас нет.
— Разумеется, — сказал Бернат. — И этот человек вполне мог предложить то, чем не обладал, если собирался убить покупателя, когда тот придет в условленное место.
— Не представляю, чем могут помочь нам эти размышления, — епископ закрыл глаза и отвернулся от стоявших у кровати. — Пожалуй, вернусь ко сну, который вы прервали. Желаю вам успеха, отцы, с этими размышлениями. Мы нисколько не продвинулись вперед, поскольку не знаем, кто этот продавец.
— В груди у вас стало лучше, Ваше Преосвященство, — сказал врач.
Беренгер открыл глаза.
— Сеньор Исаак, и это все, что вы можете добавить к этой дискуссии? Я разочарован.
— Нет. Могу кое-что добавить, — сказал Исаак. — Это касается моего друга Аструха де Местра.
— Каким образом? — спросил епископ.
— Пять дней назад Гвалтер взял у него в долг пять тысяч золотых мараведи.
— И они похищены? — спросил Бернат.
— Похищены, — ответил Исаак. — Было бы замечательно для всех, если б обнаружили, у кого находится это золото.
— Конечно, — сказал Бернат. — Вдова и сын Гвалтера вряд ли могут надеяться выплатить столь большую сумму, если похищенное золото не будет найдено.
— Я думал обо всем этом деле, — сказал Беренгер. — О слухах относительно Грааля, смерти Гвалтера и похищении денег. И в конце концов, после долгих размышлений и молитв о наставлении, пришел к выводу, что было бы в высшей степени неразумно вмешиваться в это. Поэтому передадим это дело городским стражам, предоставим им искать местонахождение золота.
— Но, Ваше Преосвященство! — воскликнул Бернат. — Это же безнадежно. Они не найдут даже собаку, которая спит у вас во дворе. Почему вы думаете, что они смогут найти деньги вдовы?
— Я очень хочу спать, — сказал епископ, опуская голову на подушки. — Скажу вам после.
Он закрыл глаза и жестом велел всем удалиться.
— Ваше Преосвященство, — обратился к нему Франсеск, — прошу вас. Еще несколько минут. Поделитесь с нами хоть какими-нибудь соображениями об этом деле.
Беренгер открыл один глаз.
— Ну, ладно, — сказал он. — Помогите мне сесть.
Ему под спину подложили еще подушек, дали чашу вина с медом для смягчения горла, и он начал говорить.
— Мне это не нравится, Франсеск. Совершенно не нравится. В городе уже и без того, судя по вашим сообщениям, растет истерия, и если мы начнем искать золото и убийцу Гвалтера, то дадим подтверждение слухам. Я подозреваю, что это дело никак не связано с церковью. Это связано с обычной алчностью, присущей всем людям, и изобретательностью одного, очень порочного и корыстолюбивого. Поэтому предоставим дело властям, которые больше пригодны для этой задачи. Пусть рассматривают его как обыкновенное убийство с ограблением. Пятнадцать тысяч мараведи — большое количество золота, даже городская стража должна быть способна найти его. А теперь, как уже было сказано, я устал и не хочу обсуждать дальше эту проблему.
Николау Мальол, один из соборных писцов, муж Ребекки, дочери Исаака, принявшей христианство, увидел своего друга Марти в таверне у собора, когда проходил мимо, и, будучи в участливом настроении, решил присоединиться к нему. Но вскоре пожалел о своем решении. Марти горбился за столом, явно выпив больше, чем следовало.
— Николау, что он имел в виду? — повторил Марти в четвертый раз.
— Да, Марти? — отозвался его друг, охваченный раздражением: он старался и прислушиваться к собеседнику, и ждал звона колоколов к вечерне. До возвращения домой ему предстояло сделать несколько дел, и он уже опаздывал.
— Что он мог иметь в виду?
— О ком ты, Марти?
— Об Аструхе. Что он мог иметь в виду, говоря, что отец уже расплатился с ним кровью и что получит деньги с похитителей?
— Думаю, сеньор Аструх имел в виду, что твоя семья и так сильно пострадала и что он попытается получить деньги с преступников, когда их схватят. Спрятать так много золота нелегко. Оно будет найдено, и тогда он потребует то, что ему причитается.
Николау старался говорить спокойно, скрывая раздражение.
Марти покачал головой.
— По-моему, нет. Николау, Аструх, в сущности, признался в том, что нанял убийц. Он собирается вернуть свои деньги с процентами — даешь в долг человеку пять тысяч, убиваешь его и получаешь их обратно с еще десятью тысячами за хлопоты. Иначе почему он отверг мои попытки расплатиться с ним?
— Марти, думаю, ты составил неверное мнение об этом человеке, — сказал Николау, теперь его внимание было полностью обращено на друга. — Твой отец доверял ему…
— И смотри, чем это для него обернулось.
— Мой тесть о нем высокого мнения, а отца моей Ребекки нелегко провести. Аструх пользуется высокой репутацией в своей общине.
— Ты прекрасно знаешь, он не первый, чьи наружные добродетели и высокая репутация скрывают глубины зла, — сказал Марти, старательно произнося каждое слово.
— Может, и так. Ты не обязан доверять ему, — сказал Николау. — Я только прошу не сообщать другим эти твои мысли. Этот слух тут же разойдется по всему городу. А я искренне полагаю, что ты ошибаешься в Аструхе.
Марти, не отвечая, поднял свою чашу с вином и уставился в нее.
— Уже говорил, да? — сказал в раздражении Николау. — Говорил об этом с каждым встречным, не только со мной. Иногда ты бываешь сущим глупцом. Задумываешься ты, хоть на секунду, перед тем как что-то сказать?
— Боюсь, нечасто, — ответил Марти, виновато улыбаясь.
Во второй половине того жаркого дня таверна Родриге начала затихать. Мальчик-слуга собирал тарелки и чаши, большинство посетителей допили вино и жаловались друг другу на свою работу, налоги и дороговизну. Матушка Родриге ходила с кувшином по залу, подливая вина самым заядлым пьяницам. Родриге окинул зал наметанным взглядом и скрылся, предоставив жене заниматься засидевшимися посетителями.
