что ноги у тебя нет, а культя болит сильно. Весь вечер за тобой смотрели, да и ночью во сне ты стонал громко. То молитвы читал, то ругался словами незнаемыми, но понятными.
Полог отдернулся в тот момент, когда Павел включил фонарь. В лодку удивительно ловко проник седоусый мужчина с суровым лицом, покрытым морщинами и шрамами — плавные движения говорили о том, что перед ним опытный воин, экономящий во всем силы. Руку он держал на отдалении от рукояти сабли, ладони повернул тыльной стороной, демонстрируя даже жестами миролюбие. И голос был участливый:
— Кто же это тебя так подранил, братка?
— Разрывной пулей попали, сучьи твари, — сварливо отозвался Павел, поглаживая обрубок через шерстяной плед. — Разболелся к погоде, видимо, тепло скоро наступит.
— Это так — у меня тоже кости ноют, то слякоть предвещают, то жару — осенью и весной вообще не унимаются. От татарской стрелы ребро за сорок лет так и не зажило — тоже ноет все время.
— Давай водки выпьем, — Павел не предлагал, он констатировал факт — какой же казак, а в том, что перед ним атаман или есаул он уже не сомневался, от водки откажется, если волен отдохнуть. И проверку делал тоже — в походе казаки не пили, могли и жизни лишится — прецедентов было много. А потому на войне дисциплина жесткая, ибо от загула одного могли погибнуть многие. А потому с корнем вырывать нужно «сорняки»!
— Отчего не выпить, раз на Дон-батюшку вернулись, — пожал плечами старик. А вот взгляд у него был цепкий, когда окинул им бутылку водки с красноречивым название — «Царская» и портретом Петра Великого. Хмыкнул только, взял жестяную кружку и с немой обидой в глазах посмотрел на Павла — тот плеснул туда на палец, себе налил столько же.
— Дюже крепкая, атаман, не «хлебное вино», гораздо крепче. Ты лучше испробуй малость, так лучше, — произнес Павел, и жахнул водку залпом, ведь полсотни граммов одним глотком можно. Закурил сразу две сигареты, протягивая одну «гостю», по желтым подушечкам пальцев видел, что тот люльку часто набивает. Тот водку выпил тоже глотком, закрутил головой, шумно выдохнул. И затянулся сигаретой без опаски — действительно, за ним наблюдал и видел, как тот курит. Ну и ловок старик, смотрел, да так, что Павел не то что не заметил, не почувствовал чужого взгляда. «Чуйка» на него не сработала, а это удивительно — Павел всегда полагался на интуицию.
— Ты ведь казацкого роду-племени?!
Вопроса не слышалось, а лишь утверждение, на которое Павел кивнул. И после затяжки, пыхнув дымком, пояснил:
— Из донских казаков, зовут Павлом Минаевым, мой пращур атаман Фрол Минаев с самим царем Петром в походы ходил, Азов саблей добывал. Поди, знаешь такого?!
— А как мне его не знать-то, если я оный Фрол Минаев и есть, — усмехнулся старик, и загасил сигарету в консервной банке. — Дюже у тебя табачок слабоват, Павло, не пробирает. Я лучше свою люльку закурю, у меня с донником тютюн, у запорожцев брал. Василий, люльку дай!
— Охренеть, — теперь Павел понял, почему «чуйка» не предупредила — перед ним не враг был, а предок, к тому же на него поглядывал как на друга, не на врага — а такой взгляд совсем иной. Сейчас он настолько был ошеломлен ответом, что машинально потребовал:
— Побожись!
— Вот тебе крест, Павло, седая твоя голова, — атаман перекрестился, усмехнулся и произнес, кивнув в сторону берега. — Там мои сыны, братинич, и внуки, тоже твои родичи. Пятно у тебя на шее, я еще вечером его узрел — такое же, как у меня и у них.
— Да уж, а еще говорили, что генетика проклятая выдумка империалистов, — пробормотал Павел и протянул свое казачье удостоверение Минаеву, развернув «корочки».
— На парсуне ты моложе чуток, и не такой сивый, — атаман внимательно посмотрел на фотографию, мотнул головой:
— Ты еще до сей поры есаулом в походы ходишь?! С одной то ноженькой, на костыли опираясь?! Вот только буквицы в книжечке, не обессудь, не по-нашему написаны, оттиски — видал таковые у ляхов в книгах, из свинца буквицы те отливали, и в слова на досках набирали, и на бумагу оттиск переносили. Горжусь тобой, братка!
Неожиданно атаман наклонился и крепко обнял Павла за плечи, расцеловал, и пробормотал на ухо:
— Брат у меня был молодший, в поход за зипунами с атаманом Степаном Тимофеевичем Разиным пошел, да у персов и сгинул где-то в Гиляни — место там совсем гиблое. Дюже ты похож на него, меня вечером даже на слезу пробило, братка. Кровь казачья не водица, она даже через века не разбавляется, Павло. На, держи, выронил ты божий часослов.
Фрол протянул ему карточку — в ней Павел узнал календарь 2023 года, там был изображен Вознесенский войсковой всеказачий патриарший собор, ставший последним приютом славных атаманов Матвея Платова, Василия Орлова Денисова, Ивана Ефремова и Якова Бакланова.
— Оставь себе, Фрол, мне он без надобности, тут иной подсчет дней будет. Видишь, с каких времен меня занесло, — Павел разлил водку по кружкам, но уже на пару пальцев, и они дружно выпили, утирая рукавами усы.
— А то верно, занесло тебя в наши времена, а потом нас всех и утянуло во времена незнаемые колдовским туманом, — атаман усмехнулся, но как то горько скривил губы, спрятал карточку.
— Это я уже понял, батько…
— Браткой зови, Павло, мы не в походе. Да и не с казаками тебе быть — приказал царь Петр Алексеевич тебя разыскать, и перед его очи представить. Да и не гневается он на тебя, приказал бережно и с лаской относится. Ты ведь лихо самого Меншикова одним ударом свалил — казацкую удаль показал, — атаман усмехнулся, вот только голос был предельно серьезным:
— А теперь меня послушай, Павло — царь Петр Алексеевич не костер, но близь него живо до угольков опалишься…
Глава 13
— Тебя за кудесника и чародея многие считают, куда деваться, если оно так и есть, — усмехнулся атаман. И пристально взглянул на Павла:
— А потому ты и есть виновник ужасных бедствий, что на всех навалились, и смертью скорой грозят. Мы ведь кораблями всеми ухнули в воду студеную, и водичка та оказалось годом 6969 от Сотворения Мира.
— Каким-каким?! Шестьдесят девять и шестьдесят девять?
