Подумаешь, с женой не очень ладно. Подумаешь, неважно с головой. Подумаешь, ограбили в парадном. Скажи еще спасибо, что живой. …Да, правда, тот, кто хочет, тот и может. Да, правда, сам виновен. Бог со мной. Да, правда, но одно меня тревожит: Кому сказать спасибо, что живой?
В. Высоцкий о Джованни Сфорца Что значит – КОМУ сказать спасибо, что живой? Папе, вестимо. Да не своему, а римскому, по совместительству – папе жены. То есть тестю. Можно еще шурина поблагодарить – тоже нелишним будет. И живого шурина, и того, кто сначала живой был, а потом уже не совсем (кстати, это не ты его грохнул?). Потому что эти великолепные люди могли бы ножичком по горлу – и в колодец. Или там в Тибр, рыбок покормить, лодочников удивить, хотя разве ж таким рядовым случаем, как труп в Тибре, бывалых римских трудящихся удивишь? А тебя всего лишь с женой развели и опозорили на всю Италию, делов-то – на копейку! А что потом шурин твои владения отжал – ну, знаешь ли, время такое, всем тяжело, не одному тебе, вот хоть у Катерины Сфорца спроси. И вообще, «не трогай шурина, какой ни есть – а он родня!» (что-то меня сегодня на цитирование Высоцкого тянет больше обычного).
Мысленный диалог с героем этой главы окончен. Нет, ну действительно, парень вышел практически сухим из воды, в отличие от того же Хуана Борджиа, а еще жаловался на свою горькую судьбинушку. С каким неблагодарным контингентом иногда римским папам приходилось работать!
Звали того парня, как явствует из названия, Джованни Сфорца. Родился он в Милане, принадлежал к побочной ветви семьи миланских правителей Сфорца. Лодовико Моро (кстати, Моро – это кличка, «Мавр» то есть. Фамилия Лодовико была тоже Сфорца), с которым папа Александр VI в составе Священной Лиги бил французов в Неаполе, ему приходился двоюродным дядей. Самостоятельным политическим весом Джованни не обладал, однако после смерти отца унаследовал Пезаро и Градару. Насчет Градары не знаю, не была (говорят, что она прекрасна), а вот Пезаро такой симпатичный курортный городок: тут и замок, и море, и обустроенные пляж, два лежака с зонтиком 10 евро в день стоят, если со скидкой от отеля. Так что нормально, могло бы и того не быть, учитывая, что Джованни незаконнорожденный. Ну, и влияние семьи со счетов сбрасывать нельзя: если что, помогут советом, добрым словом, деньжат подкинут, прикроют по необходимости. В общем, нормальный парень со своей жилплощадью, доходом и связями, жених завидный, успевай хватать.
Вот на этого «ах, какого жениха!» папа Александр VI обратил свой внимательный взор, когда всерьез озаботился устройством личного счастья своей любимой дочки Лукреции, уже вступившей в брачный возраст. Впрочем, счастье дочки как таковое интересовало папу постольку-поскольку. Нравится ли ей жених, никто не собирался ее спрашивать. Главное – что? Правильно, престиж семьи. А для престижа семьи важно в эту самую семью ввести перспективного политического союзника, который будет всеми силами способствовать чему надо и чего надо укреплять. Поэтому папа решительно отмел рассматриваемые ранее испанские кандидатуры: за их незначительностью. Не для них роза цвела, нищебродов проклятых. А вот представитель дома Сфорца подойдет. С ним хорошо и весело дружить против Неаполя. К тому же для папы, который, будучи иностранцем, долго шел к успеху, и для его незаконнорожденной дочери было крайне лестно породниться с представителями итальянской правящей аристократии.
Шансов отвертеться от выгодного матримониального союза у жениха было мало, да он и не пытался, по своей наивности полагая, что все будет хорошо. Просто пока не понял, куда вляпался. Поэтому брак был ко всеобщему удовольствию заключен, однако папа сначала запретил его консуммировать. И здесь мы можем его понять и даже похвалить: если учесть, что невесте исполнилось только тринадцать лет. Позже супруги жили вместе – то в Пезаро, то в Риме. Джованни зачислили в папскую армию, он сходил немножко повоевать в Неаполе. Его даже чествовали вместе с Хуаном Борджиа как одного из победителей. Не сказать, чтобы он там уж прямо чего-то навоевал на орден, но «как не порадеть родному человечку?».
А потом что-то пошло не так. Что-то начало портиться в безоблачных отношениях между Джованни Сфорца и семьей Борджиа. Во-первых, политические ориентиры поменялись, и Риму стало выгодно дружить не против Неаполя с кем-то, а как раз с самим Неаполем. Поэтому ценность Сфорца как политического союзника упала под плинтус. Родственник Джованни, Лодовико Моро, опять метнулся на сторону французов. Джованни за ним не последовал, вроде бы остался на стороне тестя, но кровные связи – это кровные связи. Неприятно в своем доме иметь потенциально склонного к предательству зятя. Да и наверняка он в Милан стучит обо всем, что в Риме происходит, с него станется. Фу таким быть.
Во-вторых, папа чувствовал, что он сам и его родные непрерывно растут над собой в плане укрепления авторитета и роста семейного благосостояния. А у Джованни никакого личностного и социального роста. Никакого саморазвития. Так и просидит до пенсии правителем Пезаро и, прости Господи, Градары. Кто он такой вообще, этот Сфорца? Фамилия какая-то дурацкая. Так ли круто теперь иметь его в зятьях? Для Атоса вчерашнего кардинала Родриго Борджиа это слишком много, для графа де Ла Фер могущественного папы Александра VI – слишком мало. А Лукреции еще только 17 лет, найдем ей жениха получше. Какого-нибудь горячего неаполитанца, а не это северное бледное недоразумение, тьфу на него.
Результатом папских размышлений стал неофициальный визит Чезаре Борджиа в покои Лукреции, его сестры и жены Джованни. Чезаре заявился к сестре как-то поздним вечерком, с ежедневником, в котором были записаны планы на неделю, чтобы не забыть и не упустить ничего. Первым пунктом в том ежедневнике значилось убийство Джованни Сфорца. Чезаре ознакомил сестру со своими планами и посоветовал, раз уж она в самом ближайшем времени овдовеет, купить ткани на траурный наряд, тем более как раз скидки в аутлетах. А заодно, пока распродажи, пусть и о свадебном наряде позаботится: не век же в трауре она будет ходить, скоро снова свадьба – с каким-нибудь более перспективным женихом.
Этот интересный диалог с ведома Лукреции подслушал слуга Джованни. Выпроводив брата, Лукреция сказала тому слуге: слыхал? А теперь беги к своему работодателю. И чтоб духу его здесь не было через пять минут! Если, конечно, жить хочет. Если не хочет – тогда ладно, пусть остается. Но я предупредила.
Услыхав такие охренительные последние известия, Джованни Сфорца испытал непреодолимое желание съездить за город. Я, говорит, хочу посмотреть, что там за скидки в пригородных аутлетах, о которых все говорят, но никто своими глазами не видел. Заодно и помолиться, тем более Пасха на носу. Ему говорят: ты что, дурак? Зачем для того, чтобы помолиться, ехать за МКАД город? Ты, на минуточку, в Риме, здесь церквей – завались, на каждом углу церковь, молиться не перемолиться. Нет, отвечал Джованни, чувствую острую потребность молиться именно за стенами Рима. А здесь сосредоточиться невозможно, все отвлекает. Особенно мысли о том, что сейчас под лопатку кинжал воткнут.
