музыка стихла. Я сидел еще какое-то время, потихоньку приходя в себя и пытаясь сообразить, что все это значит, и тут она спрыгнула со сцены и подошла ко мне, сперва двигаясь по проходу между кресел, а потом вдоль ряда, где сидел я. Движения ее были текучи как вода, как ни банально звучит. Для драгаэрянки она была невысокой, примерно на полголовы выше Алиеры, а выражение "гибкая как тростинка" было специально изобретено, чтобы правильно ее описать.
Я же просто сидел и ждал, пока она не опустится в кресло слева от меня.
Она смотрела не на меня, а на сцену, с которой только что сошла. И проговорила:
— Меня зовут Хевлика.
— Влад. Вы потрясающе танцуете.
— Спасибо.
— Не могу даже вообразить, сколько часов тренировок нужно, чтобы научиться подобному.
Она кивнула, все еще глядя поверх кресел на пустую сцену.
— Я изучаю искусство на протяжении четырех столетий. Начала, когда мне не было и сорока.
— Научилась танцевать раньше, чем ползать.
— Да, есть такая поговорка.
— А еще мне понравился ваш выход.
— Мой?..
— Когда я вошел, сцена была пуста. Я посмотрел в сторону, потом снова на сцену, а вы уже тут. Отличный фокус.
— А. Но это не мой фокус, а ваш.
— Да?
— Да. Разве вы не знаете? В любом представлении именно публика творит большую часть магии, которой сама же и очарована.
— Я слышал об этом, однако не думал, что все так буквально. Но я в этом не специалист. И как я сумел провернуть такое?
— Я-то откуда знаю?
На это ответа у меня не было.
— Это место, — проговорил я.
— Хмм?
— Странное, говорю, место. Здесь творится то, что я не могу понять.
— А за пределами этого места вы все прекрасно понимаете?
— Не говорите загадками.
Она хихикнула.
— Я даже не могу сказать, из какого вы Дома.
— А это важно?
— Безусловно.
— Вы гадаете, настоящая ли я.
— Ага.
— А я сомневаюсь насчет вас.
— Вот сразу видно, что у нас с вами много общего. Можете рассказать мне что-нибудь полезное о том, что тут происходит?
Она поглядела вокруг, потом снова на сцену.
— Что вы имеете в виду?
— Кухня пуста и никогда не использовалась, но при этом есть свежий хлеб.
— Что привело вас сюда?
— Друг попросил помочь.
— Как именно помочь?
— Не знаю.
Она повернула голову и посмотрела на меня. Лицо треугольником, мне сразу вспомнилась Сара. Что ж, значит, иссола. Окинув меня коротким взглядом, Хевлика снова повернулась к сцене. И что она там нашла такого интересного?
— Так что вы можете рассказать мне об этом месте?
— Вы про Особняк-на-обрыве?
— Ага. Простите, не могу без улыбки произнести подобное название. Что странно, потому как один мой знакомый зовет свой дом Черным замком.
Она бросила на меня еще один короткий взгляд.
— И вы явно не можете и его выговорить без улыбки.
— В общем, да. Так что вы можете мне рассказать?
— Я не так уж много знаю. Я танцую, и это все.
— Танцуете?
— Для лорда Атранта. Примерно раз в два месяца.
— Персональное представление?
— Да.
— Это какое-то извращение, вам так не кажется?
— Почему?
— Ну, он держит вас здесь, заставляет танцевать…
— Он позволил мне жить здесь и позволил танцевать. Он — моя аудитория, и ему нравится, как я танцую.
— Танцуете вы несравненно.
— Спасибо. Но не будь его, мне не для кого было бы танцевать.
— То есть… как? Почему?
— Вы не разбираетесь в танцах. Я хороша, но недостаточно хороша. Больше нет. После увечий — больше нет.
— Увечий?
— Может, я не совсем верно выразилась. Растяжения и разрывы.
— Я не…
Она вытянула ногу и положила на спинку кресла впереди. Я честно попытался не смотреть. Я понимаю, что общественные нормы скромности в случае танцовщиц или акробаток неприменимы, но ее ноги были прикрыты лишь обтягивающим трико — а я не привык наблюдать открытые женские ноги так близко.
Хевлика, похоже, моего смущения не заметила.
— Большая часть травм — от прыжков и приземлений, — сообщила она. — Иногда бывает и от сложных позиций, но в моем случае всему виной твердая поверхность. Тысячи и тысячи приземлений.
— Погодите, — вставил я, — я чего-то не понимаю. Каких травм?
— Ноги, бедра и, конечно же, ступни. У меня нет опущенного подъема стопы, скорее стопа просто уже не поднимается. Поэтому мне больно когда я хожу, и когда стою, и когда сижу — тоже.
— Я…
— И, разумеется, колено. — Она опустила ногу и задрала на спинку кресла другую. — Здесь почти то же самое, с коленом чуть полегче, а вот боль в бедре и тазобедренном суставе с этой стороны сильнее.
— А разве целительное волшебство не помогает?
— Очень помогает. Поэтому я все еще могу танцевать. Но оно неспособно исправить все, а многие травмы случились во время Междуцарствия, когда ничего нельзя было сделать, а сейчас уже слишком поздно. Однако даже в самом лучшем случае — при травмах есть свои пределы у любой помощи.
Мне тут же вспомнились все места, по которым я получал острыми или тупыми предметами; во многих до сих пор побаливает или, хуже того, зудит.
Я кашлянул:
— Итак…
— И теперь есть вещи, которые более мне не под силу. Ни одна труппа не возьмет меня. Такова наша жизнь: мы танцуем, наши тела выходят из строя и мы перестаем танцевать. Но лорд Атрант видел меня и ему нравилась моя работа, и
