мягкая, хорошая, и пальто хорошее...
Ж. кивнул.
— Ну, и подсел... Подсел, — стала продолжать Сонька-гусар, — угостил меня, шутить стал и потом спросил мой адрес, велел мне домой идти и сам приехал; вино привез, икру...
— Назвал себя?
Девушка покачала головой.
— Разве нам назовут! Мы и не спрашиваем даже...
— Ну!
— Уехал и пропал. Потом опять приехал, повез меня на Крестовский. Оттуда к Палкину. Сидит со мной в кабинете и говорит: «Хочешь, Катя, 50 рублей заработать?» Я ему засмеялась и говорю: «Очень даже! Как?» А он мне: «Пустое, — говорит, — дело. Здесь есть очень богатый старичок. Иди его замарьяжь и в номер приведи: там напой его и оставь! Вот и все!» Я удивилась: «Зачем это?» Он засмеялся и говорит: «Он, старый пес, все святошей прикидывается, так мы его изобличить хотим. Ты мне скажешь, когда и куда приведешь. Я с товарищами рядом номер возьму и будем в щелку глядеть, а как он заснет пьяный, то ты уйдешь, — мы к нему придем в номер и дождемся, как он проснется. То-то удивится!» И он тут стал так весело смеяться, что и мне занятным это показалось. «Что ж, — говорю, — это пари?» — «Пари». — «А как, — говорю, — я его замарьяжу?» — «Это пустое! — он-то говорит. — Мы ему письмо напишем и свиданье назначим. Он и придет. А ты с ним, как будто ты не такая... понимаешь?.. И потом — в гостиницу. А там зараньше номер возьмешь. Идет?» Меня корысть взяла, да и сама я пошутить не прочь. «А кто, — спрашиваю, — деньги отдаст?» — «Я! Как на свиданье пойдешь, так и деньги!» Я и согласилась.
Сонька-гусар оживилась.
— Если не верите, у подруги Маши спросите. Я ей тогда все рассказала, и она все еще отговаривала...
— Маша? — переспросил Ж. — Она где живет?
— Да где и я. Она модистка. На Ямской!
— А она этого господина видела?
Сонька кивнула.
— Когда он пил у меня, я и ее позвала. Вместе сидели... Ж. закивал головою и потер руки.
— Отлично! Ну, рассказывай дальше...
X
Она стала продолжать прерванный разговор.
— Как есть 6 августа, на Спаса, он ко мне утром. «Ну, — говорит, — сделано, готово. Теперь все за тобой!» — и смеется. Я тогда, помню, поглядела на него, вижу, смеется, а из себя совсем бледный, и глаза горят, и смех нехороший. Стало мне как-то неловко, и я уже отказаться хотела, а он словно почуял. «Вот, — говорит, — тебе 50 рублей, как есть на осенний сезон!» — и я сдалась. «Ну, — говорю, — как же все? Где и что? Куда идти, что делать?» Он сел, достал бутылку вина. Хорошее вино. Я открыла бутылку. Налили мы стаканы, и он мне все рассказал. Зовут того старика Кузьмой Федоровичем; написал он будто ему письмо, в котором я объясняюсь ему в любви и прошу на свидание в Александровский сад в 8 часов. Ну, и должна я там быть и затем врать ему с три короба и замарьяжить. «Ты, — говорит, — говори, что хотела бы гувернанткой быть, что такое место ищешь». Я согласилась. «А как же я ему скажу, где я его видела?» — «Скажи прямо, что в его доме живешь. Вот и все!» — и дом назвал. Мне даже смешно сделалось. «А как я его узнаю?» — «Сядь у фонтана и вот эту книгу на коленях держи». Дал мне книгу в такой красной бумажке. «И подойдет, — говорит, — к тебе такой господин, среднего роста, плотный, с седой бородой, в золотых очках, в плюшевой шляпе». Я согласилась и сказала, что буду. Тут он мне дал 10 рублей и завернутую бутылку. И сказал: «Часов в 5 пойди и в гостинице зараньше номер возьми. Там и бутылку оставь». — «Хорошо», — говорю. «Потом приди в сад и скажи мне, какой номер, — я тогда тебе и 50 рублей отдам». Я тоже согласилась. Он собирался уходить и еще прибавил: «Придешь с ним, громко говори! Мы рядом будем. Когда он заснет и ты уходить будешь, хлопни в ладоши два раза. Да еще: вина этого сама не пей! Заснешь». — «А оно, — спрашиваю, — с каплями?» Он кивнул, засмеялся и ушел...
Она перевела дух.
— Устала я, — сказала она, — хоть бы чайку выпить или пива.
Я велел подать ей чай.
— Как же вы дальше сделали?
— Дальше-то? Как по писаному!..
XI
Сторож принес стакан чаю. Она жадно отхлебнула два глотка и продолжала:
— Взяла я номер. 5 рублей заплатила и бутылку оставила. Пошла в сад, а по дороге он навстречу. «Взяла?» — «Взяла!» — «Какой?» Я говорю: «Третий!» Он мне тотчас подал конверт, сказал: «Действуй!» — и пошел прочь. Я зашла в сад, села у фонтана, положила книжку на колени и стала ждать. Пока что в конверт заглянула. Там две беленькие по 25 рублей... Хороший господин... Вот я сижу, сижу, и вдруг идет господин с седой бородой, в золотых очках, зонтик в руках. Идет и все выглядывает. Ну, думаю, мой! И книгу на виду держу.
— Книга-то у вас дома? — спросил Ж.
— Дома! Красная такая, — ответила Сонька и продолжала: — Увидал он и прямо ко мне: «Позвольте присесть!» — «Пожалуйста!» Он сел и все на меня косится. Я засмеялась. Тут он осмелел и показал мне письмо. Это, говорит, ваше? Ну, я прикинулась, что стыжусь, и все пошло... Он, старичок-то, мягкий такой, покладистый. Я его живо обвертела и повела. Он мне уже место обещал. «Я, — говорит, — вдовец, у меня дочь, и ей гувернантка нужна. Я вас возьму!» Привела это я его. Он дюшес спросил. Налила я вина. Сама отхлебнула да потом выплюнула, а он стакан выпил. Пошел на постель, стал раздеваться, да как плюхнется — и заснул!.. Я подождала, он спит. Ну, я хлопнула в ладоши, взяла книжку и ушла, а его будить не приказала.
— А огни кто погасил?
— Он!
Она помолчала и прибавила:
— Вот и все. Больше я ничего не знаю. Потом как прочла в газетах, меня так и затрясла лихорадка. Машка укорять стала. Господи, разве я знала!..
