дверь.
— Откуда… — спросил Борис, а затем вздохнул и продолжил тоже шёпотом. — Я просто не хочу с ним здороваться.
— Он одинокий человек. Даже такие крохи добрых слов удержат его на плаву. В следующий раз не только поздороваешься, а ещё и заговоришь с ним.
— Эй, мне б свою шкуру сберечь. Напоминаю, на меня одержимые охотятся! Как мне это поможет защититься от них?
— Во-первых, теперь привыкай помогать людям. По правилам мы не можем им вредить, а ещё мы должны делать их жизнь лучше. Во-вторых, никогда никого не принижай. Одно слово этого старика может, как навлечь на тебя беду, так и уберечь от неё.
— И о чём мне с ним говорить? — Борис скрестил руки на груди.
— Спроси как у него дела, здоровье, что в мире происходит.
Наклонив голову вперёд, юноша поводил сжатыми губами из стороны в сторону и спокойно ответил:
— Ладно.
Он начал подниматься на пятый этаж. Мастер поравнялся с ним.
— Если же столкнешься с одержимым, не бросайся на него с голыми руками. Не думай о честном бое. Он при встрече захочет раскроить твою голову кирпичом, ты должен хотеть того же.
Они встали напротив квартиры.
— Запомни, этих существ не исправить, с ними не договориться…Они несут смерть, поэтому их нужно уничтожать.
Дверь, обшитая кожзамом, отворилась. В проёме стояла бабушка Бориса; его руки задрожали, а сердце, казалось, перестало биться.
— Добрый вечер, — прервал тишину татуировщик. — Меня зовут Виктор, начальник Бориса, — он улыбнулся слишком широко даже для притворной улыбки. — Приятно познакомиться.
Бабушка смерила его спокойным взглядом, но задержалась на татуированных руках. Шею и спину её внука покрыл холодный пот: она смотрела прямо на револьвер, который Виктор не успел спрятать.
— Да, приятно. Добрый вечер, — она будто пришла в себя и стала боком в проёме, — заходите на чай иль кофе. Я оладки подогрею.
Борис бесшумно выдохнул и зашёл в квартиру со словами:
— Ба, я и так у него много времени отнял. Человек занятой, ему пора уже. До завтра, Виктор.
— Доброй ночи, — сказал мастер и закрыл дверь.
Борис поспешно замкнул её, а затем повернулся к бабушке, в глазах которой читалось недоверие.
— А что ты не говорил, что на работу устроился?
— Ну-у, сама понимаешь. Решение приняли за один день. Собеседование и сразу трудоустройство. Ты ж знаешь, какой я у тебя умный.
— Да дюжа умный, раз тебя на работах дольше месяца не держат. Ещё и директор, татуированный весь, — сидел бандит, — бабушка махнула рукой. — Да все они бандиты. Не мог, кого получше найти? Скажи ему завтра, что передумал, другое место нашёл.
Пока она говорила, Борис, сидя на корточках, разувался, а когда поднялся, его лицо светилось добротой.
— Бабушка, насчёт татуировок — модно сейчас их носить. Я всё проверил, отзывы о нём только положительные, закон он не нарушал, а работать у него приятнее, чем где-либо.
Бабушка молчала, не меняя своего недоверчивого взгляда. Внук подошёл к ней ближе, стал боком и выставил руку вперёд, намекая, что хочет пройти. Они разошлись, но стоило ему повернуть дверную ручку, как бабушка спросила:
— Кем ты хоть работаешь? И что это за кусок плёнки у тебя из майки торчит?
Тело не двигалось, а глаза бегали из стороны в сторону. Одна мысль не позволяла открыть рот: «Смогу ли я соврать?»
— Я буду его помощником. Принеси-подай, иди…иди принеси что…что-нибудь, — Борис оторвал кусок целлофана. — А плёнка…он мне склад показывал.
— Опять тебя на склады потянуло, — недовольно проговорила бабушка. — Кушать будешь?
— А куда я денусь? — на выдохе сказал внук.
— Переодевайся и руки помой.
После ужина Борис лежал на кровати и подводил итоги. Кобра свернулась спиралью на его груди. Чувства были смешанные, как сметана и варенье, которые он ел на завтрак. С одной стороны он беспомощен, как пассажир потонувшего «Титаника»: вокруг только ледяная вода беспощадного океана. Но, с другой стороны, он не один, есть какая-никакая коряга.
Бабушка без стука вошла в комнату. Кобра вмиг среагировала и приготовилась к броску. Бабушка стояла и смотрела на внука. Видимо, она вспоминала, зачем зашла. Старушка напоминала пустынную черепаху с приоткрытым ртом, изрезанным морщинами. Наконец, она выдала:
— А тебе ко скольки на работу?
— Не беспокойся, Ба, я поставлю будильник. Обещаю, не просплю.
Бабушка расплылась в улыбке.
— Прям и побеспоко-о-оиться нельзя-я-я.
После того, как бабушка закрыла за собой дверь, Борис начал обдумывать, что у неё на уме. Она же не может притворяться. Чёрная кобра на груди внука, его проводил человек с револьвером в руках, а бабушка, будучи в очках, не обратила на это никакого внимания.
Его размышления прервал сладкий и лёгкий, зефирный голос кобры:
— Я ж говорила, Хозяин, люди не могут меня видеть.
— Мысли читаешь?
— Не мысли, лицо — всё на лице написано.
— Можешь выключить свет? — сказал Борис уставшим голосом, закрыл глаза и отвернулся от лампочки.
— Вам нужно обработать татуировку, а то…
— Не нужно. Она ж волшебная. Выключи, пожалуйста.
— Вы же не хотите, чтобы от меня осталось распухшее пятно, как у того в красном?
Глаза широко открылись, а вены на висках надулись. Борис вскочил с кровати и даже не обратил внимания на кобру, которая упала на ковёр и сразу с ним слилась. Юноша по плечо просунул руку в узкий проём и торопливо шарил за шкафом, куда бабушка точно не заглянет. Со всем необходимым он направился в ванную, а когда вернулся, посмотрел в бусинки глаз змеи и выпалил:
— Всё?!
На что она поднялась по его ноге и шепнула на ушко:
— Спокойной ночи.
“Мы слишком много думаем и слишком мало чувствуем”
Чарли Чаплин, к/ф Великий Диктатор.
Глава 4
На безоблачном ночном небе висел яркий полумесяц. Город практически опустел и затих: визжали колёса набирающих скорость машин, и рвали глотки выкидыши дешёвых кабаков. Тишину одного тёмного переулка нарушал глухой стук деревянной трости. Среди куч строительного мусора, от которых разило мочой и штукатуркой, шёл высокий, широкоплечий мужчина. Осанка прямая, а шаг размеренный как у дворянина.
Трое преградили ему путь, выплыли из темноты будто призраки. В кромешной тьме нельзя было различить цвет одежды троицы или мужчины. Стоило группе неизвестных появиться, как они захихикали подобно гиенам. Из рук банды начали расти тени. Мужчина поднял трость над головой, и в тот же миг переулок озарил оранжевый свет пламени.
Капюшоны чёрных спортивных костюмов закрывали большую часть лица, но дрожащие, серые губы им прикрыть не удалось. Троица застыла, глядя на огненный вихрь вокруг трости. Её держал коротко
