размещался тифон. Тросик привода из рубки проходил к трубе на высоте второго яруса. Плавкран, снимая рубку, натянул этот тросик, и тифон взревел.
Страшный вопль смертельно раненного зверя разнесся над нефтепортом. В нем была нестерпимая боль и предсмертная тоска.
Это длилось может с минуту. Потом оборвался тросик и оборвался звук. Но долго еще стояли потрясенные люди и не смели вымолвить ни слова.
Два ледокола
На пасхальной неделе девяносто девятого года мы возвращались домой с очередной операции. Дело было сделано, и неплохо. Механик морспецподразделения Володя Давыдов и водолазы вернулись на «Гермесе», а наша четверка сопровождала АС до Муга-Лахт, после чего пересела на ледокол «Иван Крузенштерн», также принимавший участие в операции. На «Крузенштерне» нас приняли по-братски, обеспечили баньку, добрый ужин и отдых. Но, к сожалению, на другой день они получили приказ на проводку каравана и где-то в районе острова Мощный передали мою аварийную партию на ледокол «Мудьюг», который шел в Питер. С нами пересел пятый член компании — Виктор Егорович Соловьев из МАПа, старый моряк и хороший человек.
Должен заметить, что как это часто бывает при спасании, мы все, кроме Егорыча, были в робе, не очень грязной, но и не свежей. Наша цивильная одежда осталась на «Гермесе» и уже плыла домой, отдельно от тел.
Над футбольным полем «Мудьюга» громоздилась шестиэтажная надстройка.
В ее кормовой части слева от входа в продольный коридор находилась маленькая каютка с жесткими диванами и пустым столом. В таких каютках обычно переодеваются грузчики или ремонтники. Что-то неуловимое роднит их с приемниками опорных пунктов правопорядка. И нет в них ничего общего с человеческим уютом. Нас попросили посидеть в этой каюте.
— Ладно, ребятки, — сказал я своим — сейчас разойдемся, и нас определят куда-нибудь.
— Ох, Саныч, боюсь, что нас продержат здесь до Питера, — возразил мой боцман Володя Суздальцев.
— Ну что они, не моряки, что-ли! Тем более — коллеги.
Стыдно сказать, но прав оказался Володя. В этом КПЗ мы просидели все одиннадцать часов до Питера.
Где-то в полдень нас пригласили к обеду. В столовой экипажа, внимательно изучив наши наряды, хозяева поняли, что погорячились. Назад выставлять было уже поздно. Был найден компромисс: нам подложили под седалища подшивки общественной прессы. Чувствуя себя грязными отщепенцами, мы наскоро похлебали какой-то пересоленной бодяги и, недолго подавившись скользким картофелем с синтетической колбасой, вернулись в свой загончик.
Егорыч был в цивильном, но как истинный моряк, он не счел возможным оставить нас, и мы промаялись всю дорогу впятером. На полдник и ужин мы отказались выйти.
Несмотря на это, где-то ближе к концу вояжа нас посетил помощник капитана — бледный дылда в куцем мундирчике. Он попросил меня подписать ведомость на питание аварийной партии за эти сутки. От него несло какой-то кислятиной и тоской.
— Да, — сказал он, — кому горе, а кому удача!
Имелась в виду спасательная операция, в которой мы предотвратили затопление танкера с грузом мазута 22 тысячи тонн и заработали для России почти два миллиона долларов.
Никто не поддержал его бред. Он побулькал еще немного и слинял.
Гадкое впечатление осталось от перехода на «Мудьюге».
Видно, недаром великий Заборщиков, сам происходящий из поморов Зимнего берега, называет архангелосов «одесситы в валенках». Как известно, к северу от пятидесятой параллели слово «одессит» является ругательством, синонимом словам «барыга» и «пустозвон». Я понимаю, что это несправедливо по отношению ко многим чудесным парням из Одессы, но не я установил этот порядок, и не в моих силах отменить его.
Ну, хватит о плохом.
Совсем другие чувства охватывают меня, когда я вспоминаю ледокол «Капитан Измайлов».
С «Измайловым» мы отработали не один десяток спасательных операций. Шли годы, менялись капитаны. Но неизменным оставался дух этого славного кораблика — дух подлинного морского братства и заботливого русского гостеприимства.
В восемьдесят третьем нас дернули по тревоге 31 декабря, где-то заполдень. Аварийную партию со снаряжением доставили в Выборг. В Сайменском канале пропорол днище и сел на камни т/х «Балтика» — германское судно-автомат смешанного плавания. МО было затоплено. Судно лишилось энергии и хода. «Капитан Измайлов» уже стоял рядом. Нас закинули на АС буксирчиком из Выборга спустя несколько минут после наступления Нового Года.
Захваченные врасплох от праздничного стола мы даже не взяли с собой ничего достойного упоминания.
На ледоколе шумел новогодний бал. Нас приняли как своих. Посадили за праздничный стол, заставили принять участие во всеобщем разгуле, который не помешал параллельно и довольно плотно вести аварийно-спасательные работы.
Нас поселили в уютных каютах и окружили братской заботой. Капитаном был тогда Анатолий Михайлович Кондратьев, вечная ему память! Предыдущий Новый год мы также встретили с ним, только на «Геракле». На этот раз мы оказались его гостями и не имели повода пожалеть об этом.
Случалось весь день провести в напряженных трудах на АС. Даже пообедать было некогда. На «Измайлов» возвращались поздно вечером, когда камбузной команде самое время отдыхать. Однако они безропотно принимались за кормление голодной аварийной партии. Сидели рядом, подперши голову рукой, любовались как водолазы опустошают тазик с вареными сухофруктами — базовый компонент компота. Восхищенно ахали: «Вот это — мужики! Как едят!» Мы старались оправдать их доверие.
Годы уже не шли, а летели.
В марте две тысячи второго состоялись совместные учения с финнами — разлив нефти в ледовых условиях. Меня, грешного, с нашим механиком и со специальным устройством для очистки льда от мазута забросили на «Измайлов». Работали мы там недолго — два-три часа.
Но тут как раз подошло время обеда.
Измайловцы пригласили нас к столу, не
