— Будь по-вашему, решено! — объявил он. — Хватит кукситься, будем глядеть бодрее! Пора действовать. Да, пусть мы — четвёрка сурикатов-сумасбродов, но зато мы отправимся в путешествие и повидаем дальние края и зыбкие норы Болтунов, и войдём в историю. Клянусь моим единственным глазом, мы уцелеем и сами сложим о себе рассказ! — Дядюшка многозначительно тряхнул брюшком. — Итак, в дорогу! Повторим наш девиз!
— Хочешь жить — держи ушки на макушке и держись своей стаи.
Потехи ради малыши изобразили, что тоже потряхивают брюшками — выпятили животы и надулись с важным видом.
А потом отряд сурикатов пустился в путь.
Глава двенадцатая
Как ни странно, но в самом начале пути отважных путешественников подхлёстывал… страх. Чтобы уберечь от Узкоголовых розовую скорлупу с драгоценным золотым яйцом, они бежали как можно быстрее и катили её перед собой. То и дело нашим героям мерещились злобные вражеские голоса, и тогда они оглядывались и бежали ещё быстрее, хотя ни Узкоголовые, ни Остроглазые их не преследовали. Лишь ветер свистел в спину маленькому сплочённому отряду, да песок и камушки шуршали под лапами. И ни души вокруг.
Но вот песчаные барханы остались позади, и сурикаты покатили розовую скорлупу по твёрдому склону. Впереди открывалась Великая Равнина. Ещё того не легче! Конечно, теперь скорлупа не вязла в песке, зато подпрыгивала на каждом ухабе. Оказалось, что кругляши, на которых она едет, под горку вращаются куда быстрее, чем на ровном месте. Приходилось изо всех сил удерживать непослушного розового слона, чтобы он не вырвался и не помчался вперёд.
На равнине их поджидала земля помягче. Но малыши устали и спотыкались на каждом шагу. Дядюшка Кураж разволновался: требовалось ускорить шаг, чтобы добраться до безопасных мест, перекусить и отыскать надёжное убежище для ночлега. На равнине они как на ладони! Кто угодно заметит и обидит, ведь в Верхнем Мире столько врагов и чудовищ — и носороги, и зебры, и антилопы, и настоящие огромные слоны, и все они топают по пустыне туда-сюда, так что наступить своими ножищами на маленького суриката им ничего не стоит. Но опаснее всего змеи, особенно чёрные, те, что быстры как молния, — кобра или ядовитая чёрная мамба. В шорохе жёсткой травы дядюшке мерещилось змеиное шипение.
А ещё дядюшка смерть как боялся нападения с воздуха. Он то и дело задирал мордочку и всматривался единственным глазом в небо — не летит ли его заклятый враг Свирепый Сыч? Ему мерещились и другие хищные птицы с острыми клювами и безжалостными когтями. От страха у бедного дядюшки Куража ныли все старые раны, которые он получил когда-то, рухнув с неба на камни. Ну ничего, по крайней мере у него имеются шлем и рюкзак — какая-никакая, а защита!
Не показывая малышам что боится, дядюшка то и дело затягивал бодрую песню и велел им подпевать: так он мог быть уверен, что Яя, Хвостик и Крошка следуют за ним и что они целы-невредимы.
Веселей ты шагай!
Хором песню подпевая!
Слушай, слушай каждый звук.
Кто там — враг? Кто там — друг?
Если звук тебе неведом,
Чьим-то можешь стать обедом!
Так что лучше убегать
И скорей в нору нырять!
Дядюшка беспокоился зря. Высоко в небесах, так высоко, что даже зоркие Хвостик и Яя не разглядели бы, парил Свирепый Сыч и ждал своего часа.
В ушастой голове Сыча билась только одна мысль: «ОТОМСТИТЬ!»
Раскалённый воздух над пустыней поднимал птицу всё выше — так пловец в тёплом море держится на солёных волнах. Сыч, опытный охотник, старался, чтобы его не заметили. Отсюда, с огромной высоты, он отлично видел компанию сурикатов на равнине. Зрение у него было такое острое, что Сыч различал даже блеск единственного глаза дядюшки Куража. Ух как Сычу хотелось выцарапать и этот глаз тоже! У Сыча тоже ныли старые раны — ведь сурикат покусал его и вырвал изрядный пучок перьев.
Сыч знал, что нет в пустыне зверя осторожнее суриката. Но он запасся терпением.
Рано или поздно одноглазый старик утратит бдительность хотя бы на миг — но и этого хватит. И уж тогда Сыч с ним поквитается!
«Уху-ху, и получит же он от меня! — злорадно подумал Сыч. — Расклюю его по косточкам!»
Наконец утомлённые путешественники добрались до поросли кустарников, которые называются «чёртова колючка», — они и правда очень колючие, а цветут жёлтыми цветами. Дядюшка вздохнул с облегчением.
— Тут живут земляные белки, — сказал он. И тотчас десятки белок запрыгали вокруг маленького отряда, размахивая пушистыми хвостами. У малышей даже в глазах зарябило. Белки знай себе пощипывали жёлтые цветы с кустарника да стрекотали между собой.
— А ты говоришь на их языке? — спросил Хвостик дядюшку.
— Увы, нет, — ответил тот, — но они народец гостеприимный. К тому же между нашими племенами действует стародавний уговор: мы всегда даём друг другу убежище.
Путники расположились на отдых и принялись по очереди выкапывать сочные корешки, которые отлично утоляли и голод, и жажду.
— Ой! — пискнул Крошка Чудик, в сотый раз уколовшись об острый шип. Но он вскоре утешился, обнаружив, что по земле ползает множество съедобных жучков и червячков.
А когда день склонился к закату и тени вытянулись, одна из белок постарше, заботливая и добродушная, отвела их в уютную норку, битком набитую беличьей малышнёй.
Глава тринадцатая
Сурикаты отменно выспались в теплой норе, приткнувшись между земляными белками с их шелковистыми шубками. Поутру дядюшка Кураж и малыши погрели животы на солнышке, позавтракали и распростились с гостеприимными хозяевами. И снова пустились в дальний путь.
Ох, сколько раз они жалели, что им не бросить слоновую скорлупу посреди равнины! Ох, до чего же тяжело было её катить под палящим солнцем! Но путешественники упорно шли вперёд да вперёд, пока дядюшка Кураж не завидел знакомое ему эбеновое дерево и не объявил привал. Раскидистое дерево бросало щедрую тень на горячий песок, и очень кстати: солнце стояло в зените. Над головами у сурикатов щебетали и перепархивали деловитые птицы-ткачики, то влетая в своё огромное гнездо, то вылетая вон. Огромное было гнездо, с уймой входов и выходов.
