Нурали привёл лучших воинов. Вот и здорово, поработаем вместе. Ещё покажем «степную мать» французу.
— А казаков как пользовать станешь, коли у тебя нынче ажно полторы тысячи калмыков? — спросил Платов.
А и в правду, как? Наверное, для разведки и в качестве резерва. К примеру, не остановит врага картечный залп из двенадцати карронад, как и стрельба стрелков с егерями, ну, тогда казаки могут либо ударить по наступающим колонам неприятеля, либо сделать вид, что ударят. Второй вариант даже лучше, так как позволит выиграть время, которое для мобильного отряда важнее прочего. Противник будет вынужден перестраиваться в каре, на что потратит время, и его продвижение застопорится. Это даст возможность сбежать с поля боя или же заложить фугасы. А можно и ударить ракетами по скоплению неприятеля, плотно сжимающегося в каре.
Не всё из того, о чём успел подумать, я рассказал Матвею Ивановичу. Я его считаю даже другом, но Платов, как мне кажется, может не по злобе, а дабы показаться интересным, обсудить с кем-нибудь причуды некоего действительного статского советника, который решил поиграть в войнушку. А там новости расползутся по всей армии, обязательно дойдут до австрийцев… Так что, при грамотном командовании и хотя бы при наличие одного шпиона, французы уже могут подготовиться к нашим глубоким рейдам, и не будет реализован один немаловажный фактор, когда неприятель не предполагает о нашей тактике и попадается в силки. И пусть противодействие нашим уловкам возможно лишь при идеальном командовании в стане неприятеля и феноменальной для современности управляемости войсками, не стоит предоставлять лишнюю информацию как противникам, так и подобным австрийцам союзникам.
Отчего-то Платов после того, как калмыки закончили показательные выступления, поспешил ретироваться, даже проигнорировав приглашение на обед. Наверняка решил проверить кого-то из казаков на возможность исполнить похожие чудачества, что продемонстрировали калмыки. Пускай накрутит хвосты станичникам, а то, как я посмотрю, армия наша ещё чуть-чуть и станет разлагаться. Впрочем, каждая армия в бездействии начинает подвергаться моральному разложению, а тут ещё австрийские дамочки выходят на дефиле, демонстрируя себя русским офицерам. Ищут немки на своё филе приключений.
— Господин генерал-майор, к вам нарочный, стало быть, прибыл, — сообщил мне Карп Милентьевич.
— Чего не пропустил? — спросил я, а после понял, что не тот вопрос задал. — От кого?
— Так потому и не пропускали казаки, что стоят на постах, что не признаётся от кого, но по-русски разумеет, пусть и с трудом, — отвечал Карп.
Камарина Карпа Милентьевича я поставил над всеми бывшими военторговцами, как и над его подчинёнными, что уже какой год тренировались то в Петербурге, то в Нижнем Новгороде и в Надеждово. Как боец Карп всё же уступал многим уже и его собственным ученикам, но лишь потому, что не был молод. Но вот как своего рода «атаман» над всеми этими людьми, сработал отлично. Ну, а Платов взял, да и зачислил к себе Карпа и всю мою банду, которая, надеюсь, окажется одним из самых результативных отрядов в этой войне. Зачисление нужно было для того, чтобы как-то придать законности моим людям, да ещё и вооружённым штуцерами, и убрать возможные вопросы о статусе пребывания в расположении русских войск. Так что спасибо Матвею за то, что не было лишних проволочек, мало ли как оно сложится, а тут вот бумажка — казаки мы.
— Есть честь я… — начал было коверкать русскую речь некий австрийский подполковник, но я его перебил и предложил разговаривать на французском языке, которым я владел сносно, а австрийский офицер знал, как родной.
Между тем, я несколько напрягся и покорил себя, что не снял кирасу, в которой чаще всего ходил, если находился в расположении своего сводного отряда. Смеяться смерти в глаза? Нет, я хочу сохранить свою жизнь и действую для этого максимально предусмотрительно. На поле боя я буду чаще всего в кирасе и шлеме. Не потому, что трус, отнюдь, меня не пугает ни ранение, ни смерть. Меня страшит глупая смерть, которую можно было бы избежать. Потому я и хожу в кирасе, чтобы привыкнуть к её ношению. Правда, делаю это только среди своих, не показываясь на глаза лихим русским офицерам, которые готовы поставить под сомнение выполнение важной боевой задачи лишь потому, что командир хочет идти впереди своего подразделения и ловить первые же пули противника.
— Благодарю вас. Я не очень хорошо владею русским наречием, оттого был риск непонимания, — сказал подполковник, который представился как Эрих фон Краух. — Прошу вас, генерал-майор, взыскать с вашего подчинённого за неуважительное обращение к офицеру императорской его величества Франца армии.
При этом Краух посмотрел на одного из приданных мне урядников, который сопровождал подполковника и не сводил с него глаз, будто тот мог причинить мне вред. Всё правильно делает.
— Могу я поинтересоваться причиной того, за что мой солдат должен получить взыскание? — спросил я тоном, далёким от дружелюбного.
Уже было понятно, что подполковника не пустили на поле, где отрабатывали манёвры калмыки, и он вряд ли мог видеть, что именно происходило, а вот слышать, наверняка. Но на то и был отдан приказ, чтобы не пускать сюда любых чужих, к числу которых я добавлял даже русских офицеров. Потому был готов к ответу.
— Да, меня не пустили, даже не соизволили изучить бумагу, которая разрешает мне появляться в распоряжении русских войск, где на то заблагорассудится, — отвечал подполковник.
Очень интересные бумаги у австрийского офицера. Может, заодно выдавать такие и французским полковникам? А что, пусть смотрят, изучают! И что странно, Краух не видел в своих словах хоть какого подтекста в неправильности ситуации. Вместе с тем, он не выглядел чванливым и вёл себя спокойно, как должное, будто так и должно быть, что австриец утоляет своё любопытство и изучает русские тактики. Краух считал, что я обязан его пропустить, так как… Обязан и всё. Будто я не пускал к себе генерала Беннигсена. Да, именно так вёл себя подполковник, как может вести себя командир со своим подчинённым.
— Нисколько не хочу показаться неучтивым к вам лично, господин подполковник, но мой солдат следовал Уставу и не мог пропустить вас на охраняемый объект, кроме как после моего разрешения, как командующего сводным отрядом, или же прямого приказа моего командования, — сказал я и только сейчас увидел, каким может быть чванливым и гонористым этот подполковник Краух.
— Я доложу своему начальству об инциденте, думаю, что вас в ближайшее время вызовет русское командование, —
