слова поддержки и утешения или совет – любой, даже самый дурацкий. И даже если бы я совсем расклеилась и дошло дело - мазала бы соплями по надежной жилетке… ничего страшного не случилось бы и куда не надо все равно не зашло. Раньше я так и сделала бы – поползла к Шонии, как к последней надежде на спасение.
На тот момент рядом со мной не было других людей, которых я бы так уважала и кому настолько доверяла бы. Так вышло… Но и к нему доверие не было бесконечным, как когда-то к Сережке. Да и грузить своими бедами других стоит только в крайнем случае. А я вроде справлялась.
Когда поняла, что – нет, позволить себе именно эту жилетку уже не могла. Помнила слова Нуцы и ее доверие.
Но главное – я уже разочаровалась в человеке, которого считала чуть ли не святым. И при всём моём уважении, радоваться, что значу для него больше, чем думала раньше, не получалось.
Нет, окончательное решение по учебе я приняла сама. Но он-то зачем остановил тогда и держал рядом с собой?! Потому, что так захотелось? Просто эгоизм? И сознательно лишил будущего, о котором я мечтала? Затянул, как в паутину, завлек своими уроками, дал почувствовать себя членом команды и причастной к чуду, которое творилось им на операционном столе…
И вот - через десяток лет я всё в кордебалете, хотя могла быть примой!
Здесь и сейчас я уже понимала, что обида моя была надуманной - не так сильно, значит, мечтала. Но надумала я так не вовремя! Новое разочарование оказалось таким громадным и настолько… болючим? И я закрылась наглухо и окончательно.
Шония настойчиво вызывал на разговор… а мне легче было отмолчаться. Говорила с ним только по необходимости. Тогда он пригрозил отстранить от операций и вот тут был абсолютно прав – давно пора. Но до этого не дошло и меня просто вытурили на месяц в отпуск. Шеф сам, буквально за ручку отбуксировал меня в туристическое агентство и сам же купил путевку в «Ладожскую усадьбу» с экскурсией на Валаам и конными путешествиями. Он отдыхал там с семьей и как-то рассказывал, а я громко завидовала.
- Поедешь, - почти рявкнул, - развеешься и подышишь.
- Поеду, даже поздней осенью, - согласилась я, - а деньги в два приема верну – ненавижу кредиты.
- Осень - не страшно, там всегда красиво, только одевайся теплее, - недоверчиво присматривался он ко мне.
И зря - я правда решила поехать. Зачем от такого отказываться?
Отработав последний день, попрощалась со всеми, еще раз пообещала вернуть деньги за путевку и поплелась домой. Назавтра решимость испарилась. Собирала себя - нехотя, через силу. Смогла... и честно поехала за билетами. Даже купила их, а на обратном пути увидела своего Серёжку… и животик. Последняя капля? Наверное…
И всё. Телефон я отключила, к двери не подходила. Все знали, что я уехала. За пару недель нехотя, по крошке подъела все, что еще оставалось в холодильнике. Будто и жила, но и не жила уже, вяло шаркая тапками по квартире, вылёживая днями и глядя в потолок… Слезы текли просто так, потому что никто не видит и теперь можно - я уже не сильная. Надоело. Или не могу больше. Но ничего у меня не болело и душу на части не рвало. Больше того - казалось, что я совсем разучилась чувствовать. Ненормально, конечно, но существовать в таком формате оказалось намного легче, чем месяцами держать лицо и делать вид...
Не включала свет, потом перестала есть – не хотелось, спала короткими урывками и сон этот уже мало отличался от обморока. Иногда мылась через силу и пила воду, потом и это перестала… слез не стало... Я до сих пор не знаю точно, что это было и почему силы вот так сразу кончились? И только на депрессию списывать, оно тоже… не совсем то. Все-таки странно - будто и соображала, что происходит... и все равно! Все равно было в разы легче – я отпустила себя и решила, что это и есть самый лучший выход. Это свобода. И поплыла по течению. А потом все закончилось. Я весь год потихоньку к этому шла. Как-то все одно к одному…
Сейчас я смотрела на все иначе и сделала бы все не так, но что уж теперь?
За всеми этими воспоминаниями и мыслями остальное время в дороге пролетело незаметно. Или протащилось. Скорость передвижения здесь просто убивала. Я целый год привыкала и все никак не могла настроиться на полусонный ритм жизни, подробные разговоры, ставшие просто громадными расстояния…
Слишком сильными были контрасты. Жизнь здесь казалась тягучей, как патока, а еще бессмысленной, ненаполненной. Но я уже пытаюсь что-то изменить.
- Мы на месте, - оглянулся на меня Гаррель и первый раз улыбнулся. Прокуренные усы топорщились, разбежались от глаз морщинки… и паричок этот в муке. Приятный дядька… сонно улыбнулась я в ответ и чуть отодвинулась в сторону, выглядывая из-за мужских спин, чтобы увидеть, что там впереди - в просвете между деревьями.
Глава 6
Военный лагерь оказался интересным местом. Я ожидала увидеть чисто поле, огороженное редутами, то есть земляными валами со рвом перед ними, а внутри или палатки, или сооружения поосновательнее, потому что было слово «домик».
И редут был. Во всяком случае, с той стороны, откуда мы подъехали. Проход через него охранялся здоровыми мужиками в форме. Гаррель коротко и недовольно буркнул что-то, и телега проехала дальше – на территорию лагеря и под свод дубовой рощи. Не очень большая, может насаженная когда-то культурным порядком, она приняла под себя людей, лошадей, навесы и палатки – большие, человек на десять и одиночные, но тоже высокие.
Палаток было много. Дальше, за дубами и в постепенно надвигающихся сумерках их колличество только угадывалось. В такую палатку можно было свободно войти не нагибаясь, и напоминали они огромных серых раскорячившихся лягушек.
Я помалкивала и осматривалась – по лагерю ходили люди в знакомой уже форме, из-за деревьев слышалось лошадиное ржание, вблизи – грубые мужские голоса. Кое-где ярко горели костры - огонь всегда ярче в подступающей темноте. А она уже подступала, а я… я просто финишировала.
Странное состояние… пьяное. Мир вокруг видишь, а себя в нем не чувствуешь. Смотришь, как со стороны… просто наблюдатель - безразличный, вялый.
Так бывает, когда бросаешь все силы на достижение цели. А дотянешься до неё и