кивнул старик. — Руководила тем обществом некая мадама Блаватская — широко известная в мире шарлатанка и мракобеска: практиковала спиритизьм, магнетизьм и оккультизьм.
— Чего делала? — не понял Петраков, так и не сумевший «переварить» свалившуюся на него массу новых слов — не позволяло рабоче-крестьянское образование. То есть, никакое.
— Если по-простому, по-вашему: рядилась под колдунью, гадалку, с потусторонними сущностями общалась…
— А, понятно, такого добра и у нас завались, — расплылся в улыбке Сергей, ухвативший объяснения старика, — вот, хоть те же цыгане.
— Понимаете, Сереженька, тут уровень другой…
— А суть-то одна: мозги запудрить, да нажиться! Ладно, что дальше-то было?
— А вот дальше-то и начинается самая странная, непонятная и запутанная часть истории, — произнес Полобухин. — Решили, значит, опера, накрыть эту сходку: «сети» раскинули, дождались очередного сборища, ну, и в самом разгаре ихнего действа вломились в дом Хвостовской…
— И? Каков результат?
— А таков: в дом Хвостовской вошло полдюжины жандармов и дворник Епанчин… А вот обратно никто не вышел!
— Это как так? — Не понял лейтенант. — Куда они подевались-то?
— А Бог его знает? — Пожал плечами старик. — Сгинули, словно и не было их. На улице осталось служебные пролетки с извозчиками, да еще пяток жандармов, контролировавших, чтобы из окон, да черных ходов никто не сбежал. Вот они-то и забили тревогу, когда через пару часов из дома никто нет вышел. Сами они заходить побоялись, подкрепление попросили. Пока суетились, наступило утро. Особняк оцепили, вошли в дом…
— Ну, и что там, в доме? — нетерпеливо перебил Виткентия Поликарповича Сергей. — Море трупов? Море крови?
— Ни-че-го! — раздельно, по слогам произнес бывший архивариус. — И никого: ни Хвостовской, ни её гостей, ни прислуги…
— Быть того не может! — категорично заявил милиционер. — Куда бы они подевались, если из дома никто не выходил?
— Наше начальство тоже так подумало: перевернули весь дом — и ничего! И, вообще, что характерно, у проверяющих возникло ощущение, что в особняке долгое время никто не жил: жуткая вонь, все заросло паутиной, на полу и мебели — толстый слой пыли, на которой не было никаких следов присутствия людей.
— Вот тебе бабушка и Юрьев день! А как же жандармы и дворник: они тоже не наследили?
— Выходит, что так, — согласился Полобухин. — Загадка, однако… Недельки через две на Семеновском кладбище в невменяемом состоянии был обнаружен один из пропавших жандармов — Алексей Клыков.Его обнаружил в старом склепе какого-то генерала, героя войны 12-го года, кладбищенский сторож во время обхода. Клыков бы замерз, и его никогда не нашли, но он так громко выл…
— Ну, хоть он-то рассказал, куда все подевались и как он оказался на кладбище?
— Нет, добиться от него ничего не удалось — он только выл, словно подстреленный зверь, да повторял одну лишь фразу: «они идут».
— Кто они?
— Не знаю. — Старик в очередной раз пожал костлявыми плечами. — В протоколе зафиксировано, что Клыков был сильно избит — тело чуть не сплошной синяк. Китель обуглен, волосы, брови и усы подпалены, лицо обожжено.
— Пытали его, что ли?
— Очень может быть, Сереженька, — легко согласился Полобухин. — Клыкова подлечили, но разговорить его так и не смогли: даже через месяц он твердил как заведенный «они идут» и все. В общем, направили его лечить душевное расстройство «на дачу к купцу Канатчикову»…
— Значит, так ничего и не добились, — сожалением произнес Петраков. — Жаль, очень жаль! Должно же быть какое-то объяснение всей этой истории… А единственный свидетель, как назло, — Сергей покрутил пальцем у виска, — свихнулся.
— Где-то через полгода была предпринята еще одна попытка допросить Клыкова. Но пациент приюта для душевнобольных нес такую ересь про каких-то чудовищ, демонов и тварей, что лечащий его доктор написал в заключении — маниакальный бред, вызванный сильным потрясением.
— Да какие еще потусторонние силы? — воскликнул лейтенант. — Нет никаких сил: ни бога, ни дьявола!
— А, вы, милсдарь, в потусторонние силы, значит, не верите?
— Фигня это все — опиум для народа! — порывисто заявил Сергей.
— Не иначе атеист?
— Убежденный! — добавил милиционер.
— Ну-ну, ну-ну… Я бы не был столь скоропалительным в своих выводах.
— А что Хвостовская? Тоже с концами?
— Нет, она объявилась годика через два после этого случая, заявив, что все это время пребывала в Лондоне…
— Постойте, а как же…
— Все бумаги у нее были в порядке, были свидетели, которые подтвердили, что в тот злополучный день её в Москве, да и в России не было, и быть не могло!
— Фокусница, однако!
— Ну вот, Сереженька, и вся моя история… Ну что, я смог вам помочь? — полюбопытствовал Полобухин.
— Если честно сказать, Викентий Поликарпович, еще больше запутали, — ответил Петраков.
— А у вас-то что приключилось?
— Извини, дед, но это пока секретная информация, — непререкаемо заявил лейтенант.
— Понимаю, — грустно вздохнул Викентий Поликарпович. — Но, логически раскинув мозгами, могу сделать вывод: что-то странное опять произошло в том же доме, на Дровяном восемь. Я прав?
— Эх, Викентий Поликарпович, лучше ты был бы неправ! — воскликнул милиционер. — Что случилось, сказать не имею права, но дом тот же. И подозреваемая — дочка Хвостовской, и дворник — Епанчин, сын того, пропавшего.
— Хотелось бы мне узнать, чем у вас это дело закончится. Но, сдается мне, результат будет тем же. То есть — никаким!
Пока длился разговор милиционера с бывшим жандармским архивариусом, на улице стемнело.
— Обещать не могу, но, если секретность снимут — обязательно поделюсь. Ладно, дед, пора мне, — Петраков поднялся с лавочки, и протянул старику руку. — За помощь спасибо!
— Обращайся, пока я не помер, — пожал протянутую руку старик. — Недолго уж мне осталось…
Глава 6
C поднятым воротником и с надвинутым на самый нос широким козырьком кепки-восьмиклинки, презентованной Лазареву наглым рыжим пройдохой, называющим себя богом Локи, Руслан с наслаждением гулял по оживленным московским улицам прошлого столетия. Его «система маскировки» пока неплохо справлялась со своей задачей, и успешно скрывала от простых обывателей бледно-синюшный цвет нового лица, которое местами и вовсе приобрело серовато-землистый оттенок.
Но жителям огромного мегаполиса (даже в эти допотопные годы, столица оказалась
