не полностью, но злость отступила. Мысли прояснились. Наметился план.
— Простите, пожалуйста, что отвлекаю, — мило улыбнулась я, сидевшему в приемном отделении мужчине лет пятидесяти, который, высунув язык, старательно корпел над листком бумаги. — Не подскажите, где я могу найти Поля Маратовича?
— Дык, в медицинской он, барышня, — обожгли меня скорее заинтересованным, чем удивленным взглядом. — Вверх по лестнице, первая дверь.
В кабинете Ермакова послышался шум, который так меня напугал, что я, толком не поблагодарив полицейского за полученную информацию, подхватила юбки и бросилась к лестнице.
На стук никто не ответил. Звуков тоже не раздавалось.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять — внутри пусто. Но я все равно толкнула дверь в медицинский кабинет, которая — вот так сюрприз! — оказалась незапертой.
Застыла на пороге и прошлась взглядом, отмечая небольших размеров комнатку, где в воздухе витал смешанный запах серы, йода и спирта. Заваленный бумагами металлический стол. Расставленные по полкам колбы с разноцветными жидкостями, порошками. И непонятная аппаратура.
Тела маячившей за моей спиной призрачной женщины не видно. А значит здесь мне ловить нечего.
— Ищите кого, барышня? — раздался позади мужской голос. Сердце пропустило удар.
Резко обернувшись и узнав лысого усача Стрыкина, я облегченно выдохнула.
— Ах, это вы… Напугали, — я вышла и осторожно прикрыла за собой дверь. — Я ищу Поля Маратовича. Мне сказали он должен быть здесь, но внутри никого нет.
Мужчина нахмурился, явно недоумевая, почему приехавшая с приставом свидетельница разгуливает по участку в одиночестве. Но видно, тут и не такое случалось, так как быстро расслабившись, он кивнул на лестницу.
— В холодной поди. Она у нас позади дома, в отдельном подвальном помещеньице. Только вам там, барышня, делать нечего. Ожидайте в приемной.
— Да, конечно, — улыбнувшись, протянула я. И, снова подхватив юбки, направилась вниз по лестнице.
Прошла мимо закрытого кабинета пристава, мимо приемного отделения, где над бумагами сидел все тот же полицейский, помахала ему ручкой и выскочила на улицу.
Наверное, где-то был протоптанный путь, но я так спешила, что не стала тратить время на его поиски. А зря.
Морозец в предрассветные часы разгулялся не на шутку, заставляя ежиться и сильнее кутаться в полушубок. Сугробы, если чуть отклониться от подъездной дорожки, доходили едва ли не до колен. Снег забивался в сапожки. Каждый шаг давался с трудом.
— И зачем я в это только ввязалась? — в ухе раздался жалобный вой. — Да не ной ты! Видишь — иду?
Едва достигнув крыльца, я, покрасневшим кулачком, забарабанила в дверь. А когда та открылась, едва не навернулась со ступеньки.
— Я же велел вам отправляться домой! — грубый, командирский голос Гордея, сделавший бы честь даже моему покойному деду, был холоднее бушующего ветра. И пришлось очень сильно постараться, чтобы не броситься наутек.
Как он здесь, черт возьми, оказался?
— А я вам сказала, что хочу помочь! Эта женщина… Я ее нашла, понимаете? Чувствую себя ответственной. И лучше замерзну здесь, в сугробе перед вашим участком, но никуда не уйду, пока не услышу заключение врача.
Язык на морозе заплетался. Слова давались с трудом. Но горячность, с какой они были сказаны, явно поколебала гранитную уверенность пристава.
Или не поколебала. Зубами скрипеть перестал, но на порог так и не пустил.
— Вы, Софья Алексевна, вне всякого сомнения, самая упрямая, своевольная и упрямая барышня из всех, кого я встречал, — прорычал пристав, прищурив свои зеленые глаза.
Губы поджал. Из ноздрей того и гляди дым пойдет.
Дракон грозный, подвид мстительный.
Его высокая, плечистая фигура возвышалась надо мной, как каменная статуя. Подавляющая. Воплощающая в себе угрозу. Но не на ту напал. Пришлось задрать голову и принять не менее воинственную позу.
— А вы, Гордей Назарович, высокомерный и спесивый тиран. Вот и познакомились. А сейчас уйдите с моего пути. Я должна взглянуть на тело.
Нервно одернув портупею, черствый сухарь все же посторонился, «любезно» разрешив мне пройти в помещение. Совсем не теплое. Но хотя бы без пронизывавшего до самых косточек холодного ветра.
Дверь за мной закрыли с громким стуком. Едва не вздрогнула. Тело тут же пронзили сотни острых иголочек, и пришлось приложить немало усилий, чтобы не застонать.
Вот еще, радость ему доставлять. Демонстрировать слабость, перед этим… этим…
Я шмыгнула носом.
— Знакомые все лица.
Медицинский эксперт, подкрутив свои длинные усы, перевел на пристава удивлённый взгляд, который тот предпочел проигнорировать.
На Поле Маратовиче красовался грязный длинный фартук, из какого-то плотного материала. Сам он стоял у металлического стола. А на том, под белой простыней, угадывались очертания обнаженного тела.
— У меня нет с собой нюхательных солей, так что извольте постоять в сторонке, — бросил Гордей, прежде чем присоединиться к французу.
— Меня обнаженным женским телом не напугать. Каждый день в зеркале вижу, — не менее язвительно ответила я, и с наслаждением уставилась на закашлявшихся мужчин.
Еле сдержалась, чтобы приставу язык не показать, заходя за его широкую, необъятную спину. Но это было бы так по-детски глупо, что я сдержалась.
Убрав простынку, Поль Маратович достал лупу и тонкую линейку и принялся осматривать, щупать, измерять тело, параллельно черкая в своем блокноте карандашом. Что-то бубнил про себя. Морщился. Подолгу задерживался на определенных участках. Чесал макушку.
Ермаков, впрочем, как и я, внимательно следил за его действиями. Лицо его ничего не выражало. Ни удивления, ни брезгливости. Но каким-то шестым чувством я ощущала переполнявшую мужчину злость. Не на меня, не на жертву. А на сам факт убийства молодой и выглядящей вполне себе здоровой женщины.
Он ей… сочувствовал?
Похвальное качество для полицейского. Кажется, я все же погорячилась на его счет.
— Это определенно убийство, — задумчиво протянул француз. — Смерть наступила вследствие нанесения удара ножом в область сердца. Сильного удара. Клинок не длинный. Думается мне, около пяти — семи сантиметров. Легко пробил полушубок и плотную ткань платья. Взгляните на рану, — он указал на грудь, под которой виднелся крупный порез с темно-красными краями. — Девица упала, потеряла сознание. Скончалась в считанные минуты. Даже будь рядом врач, он бы ей не помог. Других ран на теле нет, как и следов отравления, или удушения…
— Однако синяки на шее имеются, — заметила я, разглядывая темные отметины на иссиня-белой коже. — Они от пальцев…
Пристав нахмурился. Медицинский эксперт направил лупу на шею жертвы.
— Это ни о чем не говорит. Следов асфиксии нет. Гортань не тронута. Белки глаз нормальные. Доля бланкеток [2]не из легких. Бывает, гости попадаются… с фантазией. Полагаю, синяки появились загодя непосредственной гибели.
— Сомневаюсь, — покачала я головой, чем привлекла внимание обоих мужчин. — Смотрите, расположение пальцев ровно такое, как
