Она превратилась в губку, жадно впитывающую все, что таилось в сокровищнице человеческих знаний. Ей казалось, что все окружающее соединяет в себе самые отдаленные, самые невероятные явления, даже те, которые на первый взгляд не имеют ничего общего. А на самом деле их можно было связать в единое целое, чтобы нарисовать огромную схему знаний, карту человеческой эрудиции, созвездие, подобное тому, которое украшало мерцающими звездочками ее потолок. Так она смогла бы все утверждать и все опровергать. Например, объявить, что она принадлежит к марокканской ветви потомков Шекспира. Или сказать, что английский писатель стоял на пороге открытия moonwalk[5] в тот день, когда ей должно было исполниться минус 399 лет. Она даже придумала, как можно обозначить свой отрицательный возраст с помощью свечек на именинном пироге, — воткнув их фитилями вниз в его нижнюю корочку. Таким образом, он приобретал неожиданное сходство с космическим кораблем, готовым взлететь в небо, или с медузой, плавающей жарким летом вдоль берегов Магриба.
Тем же путем Заира узнала, что звезды рождаются вовсе не в Китае, что ни один китаец не приложил руку к изготовлению этих космических объектов и не запустил их в пространство, дабы освещать по ночам небосвод и пустыню. И что звезда, согласно Википедии, — это всего лишь «сгусток плазмы», а ее рождение — это «процесс, которым плотные части молекулярных облаков коллапсируют в шар плазмы, чтобы сформировать звезду. При коллапсе молекулярное облако разделяется на части, образуя все более и более мелкие сгустки. Фрагменты с массой меньше ~ 100 солнечных масс способны сформировать звезду». Значит, Рашид ей все наврал, подарив обыкновенную подделку. Заира была слегка разочарована, но разве можно обижаться на человека, который так хорошо к тебе относится, который с утра до ночи очищает тебе бронхи и которому ты обязана жизнью куда больше, чем родному отцу, — ведь он просто хотел порадовать ее этим каменным осколком. Нет, она не стала упрекать Рашида и даже не сказала ему, что теперь знает правду. Вдобавок этот камешек вел свое происхождение из Китая, далекой экзотической страны, одно название которой вызывало у нее восхищение. Хотя с того времени она перестала молиться за китайский народ, который никаким боком не был причастен к освещению небосвода над марокканской пустыней.
По прошествии нескольких недель Заира превратилась в посредницу между своей больницей и внешним миром. Окружающие задавали ей кучу вопросов о тамошней жизни, с которой большинство пациентов потеряли связь, как только угодили сюда. Больным, вставшим на путь выздоровления, девочка сообщала о новых фильмах, новой косметике, новых моделях мобильников и пересказывала самые свежие сплетни о звездах кино и эстрады. Заира и сама вдруг сделалась новинкой, развлечением, игрушкой для взрослых. Она охотно делилась своими знаниями с другими, поскольку знала все обо всем и вносила приятное разнообразие в нудные больничные разговоры, украшая их занимательными и пикантными историями.
В очередной приезд Провиденс она предложила ей тест:
— Возьми два слова, никак не связанные между собой, и введи их в Гугле. Ты прямо обалдеешь, когда увидишь, на скольких сайтах и в скольких статьях два твоих слова встретятся вместе. Вот смотри! — воскликнула она гордо, как начинающая иллюзионистка, которой удался ее первый фокус. На экране компьютера более десятка сайтов содержали слова «Гитлер» и «арахис», хотя абсурдность такого сочетания просто бросалась в глаза. Разве что размер второго из них соответствовал размеру сердца первого…
— Вот видишь, всегда можно найти какую-то связь. Всегда!
Вслед за тем почтальонша отбывала на родину, чтобы немного поработать. Французы не могли обходиться без хороших новостей, которые она им доставляла. Так что девочке поневоле приходилось делить свою подругу с сотней незнакомых человеческих существ. И тогда, чтобы не думать о ее отсутствии, Заира вновь погружалась в свои изыскания, жадно поглощая новую информацию, всю подряд. Она не могла заснуть, если предварительно не узнавала, например, что на Хамеосе (Канарские острова) есть маленькое озерцо, населенное слепыми крабами-альбиносами. Совсем крошечными, чувствительными к шуму крабиками, существование которых оказалось под угрозой из-за мании туристов бросать в воду монеты. И что китайские туристы буквально дерутся в парижских сувенирных магазинах из-за брелоков с миниатюрной Эйфелевой башней, хотя эти брелоки производятся… в Китае! И что в Экваториальной Африке носорогам просверливают дрелью рог и вводят в отверстие красный яд, всем подряд, — такая вот хитрость, чтобы отпугнуть браконьеров. И что французские слова trottoir, catastrophe и telephone звучат по-русски как «тротуар, катастрофа и телефон». И поэтому непонятно, зачем нам вообще русский, если в нем все слова французские! И что одного человека убивали кинжалом 16 302 раза, а он так и не умер, потому что все это было на сцене театра! И что мастера, ткущие персидские и арабские ковры, специально вплетают в основу одну шерстинку неправильно, лишь бы не допустить полного совершенства, ибо совершенные вещи создает один только Господь.
Итак, совершенные вещи создает один только Господь… Но и Провиденс — тоже. Ибо Провиденс была совершенством, и Заира хотела стать похожей на нее, когда вырастет. Ну, если вырастет. И тут она вспоминала о своей болезни. Странное дело: что в интернете, что в реальной жизни все сводилось к ее облаку.
Провиденс просто не верила своим глазам. Там, на стене терминала, на 50-дюймовом экране телевизора «Самсунг» какой-то журналист отбивался от разъяренной толпы, вцепившись в стойку прожектора и раскачиваясь туда-сюда, словно в штормящем море. Красная бегущая строка поясняла, что эта сцена снимается в холле Лионского вокзала в Париже, где все поезда берутся штурмом. За спиной несчастного комментатора разворачивался тот же апокалиптический пейзаж, что и в Орли, — обезумевший людской муравейник. Казалось, вся Франция ввергнута в этот жуткий коллапс наподобие конца света.
Через несколько секунд после внезапного исчезновения китайского пирата и отмены, теперь уже официально подтвержденной, ее рейса, Провиденс направилась было к автобусу-челноку, решив доехать на нем до ближайшего вокзала и сесть в первый же поезд южного направления.
Но теперь и эта блестящая идея лопнула, как пузырь жвачки. Провиденс затормозила свой «Самсонит», этот островок в разбушевавшемся океане. Если бы сейчас в небе пролетел самолет, она вскарабкалась бы на свой чемоданчик и начала размахивать руками, подавая сигналы бедствия. Но, увы, сегодня Орли был единственным местом на земле, над которым не мог пролететь ни один самолет.
Итак, клещи сжимались. С каждым разом все теснее, все туже, как жгут белья, который выжимают до полной сухости. Ни самолетов, ни машин, ни поездов — безжалостное осуждение на полный столбняк. Сейчас в городе, видимо, функционировали только
