ты не потерпишь неудачу в обеспечении привязанности и приверженности своей пары.
Ну, до сих пор она казалась равнодушной к нему.
— А если нет?
— Я убью тебя. — Гай улыбнулся, хотя не шутил. — И это решит мою проблему отправиться в тюрьму. — Он пожал широкими плечами. — Меня не смогут привлечь к ответственности за действия мертвеца, правда?
— Ты ублюдок, Гай, — прорычал Томмазо
— Я - Бог Смерти и Войны. Думаю, что термин «ублюдок» не подходит, когда пытаешься выразить масштабы моей неприятной стороны. — Он ухмыльнулся. — Но что сказать? Я одарён.
— Мудак.
— Да, я такой. А тебе следует пойти и заказать оливки, заодно и попрактиковаться в благодарности за то, что я дал тебе шанс спасти жизнь.
— Сам себе нахрен закажи оливки.
Томмазо повернулся и направился к выходу. Кем, чёрт возьми, этот парень себя возомнил?
«Я бы предпочёл спать в собственной машине, чем делить комнату — тем более, президентский люкс — с этим сукиным сыном».
Правда в том, что Гай — Вотан — как бы там ни было — спас его от тюрьмы, но только потому, что Эмма вынудила его. Но признавал ли Гай, или другие боги, хоть раз факт, что Томмазо один из их лучших солдат, державшим рекорд по количеству убитых Мааскаб? Он верно служил и упорно боролся за них, потому что хотел быть частью чего-то хорошего в этом мире. И в обмен на службу его семья убита, его пытали и промывали мозги, а затем обвинили в преступлениях, которые он совершил, находясь под контролем Мааскаб.
Никто, кроме Эммы не признавал всего, чем он пожертвовал или что сделал. Не то чтобы он хотел или нуждался в похвале. Чёрт возьми, нет. Но чтобы эти ублюдки вели себя так, будто оказали ему какую-то услугу, ну… они могут идти к чёртовой матери.
Честно говоря, если бы не факт, что он ненавидел Мааскаб, просто позволил себе стать злым, чтобы играть в другой команде. «Хорошая команда» — грёбаная пытка.
Он достал из кармана телефон, набрал номер своего портного и попросил его за ночь прислать несколько костюмов. Времени мало, так что одежда будет не сшитая на заказ, а готовая, но портной, по крайней мере, знает его размеры и сможет подобрать что-то лучше, чем есть в местных магазинах.
С одеждой Томмазо разобрался и набрал номер Эммы.
Он стоял рядом с большим фонтаном в большом саду, ожидая ответа Эммы, и наблюдал, как падающая звезда вспыхнула на небе над Палм-Спрингс. Удивительно.
Помимо джентльменских удобств, Томмазо наслаждался изысканной красотой природы. Родители воспитали его ценить красоту — изобразительное искусство, эмоциональную глубину классической музыки и хорошую еду, начиная от домашних ньокки с соусом песто, приготовленных матерью, и заканчивая филе миньон, обжаренным в масле ручной работы и зелёном луке. Но некоторые из самых красивых вещей в мире созданы не человеком или сложны. Они просты и доступны для всеобщего обозрения. Кварцевые прожилки в садовом камне, как послеполуденный солнечный свет танцевал на ряби пруда. И…
— Алло? — В динамике послышался нежный голос Эммы. А вот и… сладкая месть.
— Привет, Эмма, это Томмазо. Мне неприятно снова просить тебя о помощи, но твой муж…
— Милостивые боги, пожалуйста, не говори, что он снова взялся за старое, и ведёт себя как ревнивец. Я всё время говорю ему, чтобы он отпустил это, но он не хочет.
О чём говорит Эмма?
— Отпустить что?
Эмма раздражённо вздохнула.
— Ничего. Неважно. Я поговорю с ним.
— Эмма, ты можешь поговорить со мной. Что случилось? — Он вышибет дерьмо из Гая, если тот плохо обращался с ней. Эмма особенная, очень хороший человек с большим сердцем. — Эмма?
— Просто… — Она снова вздохнула. — Он продолжает говорить, что у меня есть чувства к тебе, что я всё время говорю о тебе. Но это потому, что я волнуюсь, и ты мой друг. Но он этого не оставит.
Предоставить Гаю быть таким гигантским, эгоцентричным придурком, который не может понять, что у него есть. Эмма любила его и прожила с ним почти всю жизнь.
— Гай — неуверенный в себе идиот, Эмма. Потому что любой, у кого есть глаза, видит, как ты смотришь на него.
Томмазо бы всё отдал, чтобы женщина смотрела на него так, как будто прошла бы сквозь адское пламя, чтобы быть с ним. Эмма так и сделала. Она прошла через худший из возможных кошмаров, чтобы быть с Гаем. Это гораздо больше, чем просто любовь, и если Томмазо найдёт женщину, которая рискнёт всем, отдаст всё, как Эмма отдала Гаю, никогда не отпустит её.
— Прости, что заговорила об этом, Томмазо, — тихо произнесла Эмма. — Но он не понимает и не хочет отпускать ситуацию, а я отказываюсь поддаваться его неуверенности и лишаться нашей дружбы.
Гай действительно придурок.
— Я поговорю с ним… Заставлю понять, что…
— Нет. Не нужно. Не хочу, чтобы ты вмешивался в это дело.
Бедная женщина. Он хотел вмешаться, но подчинится. Это важнее, потому что знал — Эмма ненавидела, когда люди пытались вмешаться или обращались с ней как с ребёнком.
— Очень хорошо. Но я рядом, если тебе что-нибудь понадобится.
— Спасибо, Томмазо. И если я могу что-нибудь сделать, только скажи.
Он уже собирался попросить её забрать Гая к чёртовой матери из его номера, но, обернувшись, увидел двух крупных мужчин за собой.
— Спасибо, Эмма. Передай мои наилучшие пожелания… малышу. Мне нужно идти.
«Почему я не могу запомнить имя ребёнка? Калулу? Кавортис?»
Он закончил разговор, не сводя взгляда с двух рычащих мужчин. Учбены, и он предполагал, что именно им поручено присматривать за ним.
— Добрый вечер, братья, — сказал Томмазо.
— Мы не твои братья, — бросил блондин справа, одетый в брюки цвета хаки и рубашку. — Ты грёбаный подонок и предатель.
Кровь Томмазо закипела. Он кто угодно, только не подонок, и уж точно
