чудовище явит свой лик.
«Давно не виделись…»
Егору почему-то вспомнился выпуск мультфильма «Ну, погоди!». В той серии волк в «Доме юного техника» с зайцем-роботом повстречался. На свою беду. Определённо улавливалось что-то общее между состояниями мультяшного героя и замершей с футболкой в руках девушки.
«— Привет лунатикам!
— Не-а».
Или нет:
«— А вот и Джонни!»
Тоже неплохая аналогия — с «Сиянием» Кубрика и сценой, в которой герой Николсона дверь топором в щепки разносит. Хвостатый, стало быть, сейчас в роли помешавшегося писателя, а девушка — в роли его супруги. Только кухонного ножа ей в руках и не хватает, а так — один в один. Загляденье.
— Это Корж, — спокойно ответил Егор, наблюдая за тем, как соседский кошак по-хозяйски вваливается в комнату. Как к себе домой шастает, право слово. — Привет, Корж. Как житуха?
Упрёк на усатой морде считался безошибочно.
«Когда уже я приду, а ты меня удивишь? Не надоело еще? Все одинаковые. Я сбился их считать».
— Я тоже… Надоело, — шёпотом подтвердил Егор собственные худшие опасения. Видимо, вышло все же недостаточно тихо, потому что девочка услышала.
— Чего? — покосилась на него с подозрением. — Ты что, с котом разговариваешь?
«Да. И что?»
— Ничего. Может, всё-таки такси? — бросив выразительный взгляд на часы, вновь предложил Егор. Ещё столько планов, а она всё возится.
«Как же её?.. Василиса?.. Женя?.. Света?.. Нет, точно не Света. Вспоминай…».
С Софой вон как неудобно тем майским утром получилось. Вовсе не Софой она оказалась. А очень даже Тоней. Причём, ночью он имя ещё помнил, а к утру вся лишняя информация выветрилась из башки напрочь. У-у-у, что эта Тоня тогда ему устроила. Неужто решила, что если второй раз, если до утра осталась, так и тапочки свои к нему можно перевозить с зубной щёткой? Вот в том числе и поэтому каждая его связь — одноразовая.
— Иди к чёрту! Джентльмен… — недобро усмехнулась загадочная незнакомка. Нутро отчётливо улавливало волны её недовольства. Только толку? Манипуляции на Егора никогда не действовали, он сам кем хочешь сманипулирует при желании.
— Как скажешь, — безучастно отозвался он, неотрывно следя за вальяжными передвижениями Коржа в пространстве. С откровенно брезгливым видом кот перенюхал всю валяющуюся на полу одежду и удалился в сторону кухни — проверить, есть ли что пожрать. Да, в этой квартире у соседского кота была собственная миска. Знала бы тетя Надя, что Корж точит не дважды в день, а минимум трижды, по головке бы свое «горе луковое» не погладила.
Что до проклятий… Ему не впервой. К чёрту и по смежным адресам Егора посылали с завидной регулярностью. Он и сам посылал. И давно привык к мысли о том, что в глазах своих жертв выглядит последним мудаком. И всё же водопад эмоций с их стороны всякий раз вызывал в нём искреннее недоумение. Кроме одноразового секса ни одной из них он никогда ничего не обещал, да и как ещё можно воспринимать намерения человека, упоминающего массажный стол спустя пять минут знакомства? Как серьёзные? Разве у него на лице написано, что он серьёзен? В глазах, что ли, написано: «Завтра я тебя в ЗАГС поведу»? Отнюдь. Егор прекрасно знает, что именно раз от раза написано на его лице. Чёрным по белому, бегущей строкой на лбу. «Ты привлекательна, я чертовски привлекателен, так чего время зря терять?» — посыл всегда примерно таков, в разных вариациях. Так и к чему тогда истеричные выходки после?
Однако редко когда эти райские птички вылетали из его холостяцкого гнезда так же непринуждённо, как в гнездо пикировали, то есть не питая надежд на продолжение знакомства. В основном же по итогу выяснялось, что они рассчитывали не только на приятно проведённый день или вечер, но и на утро. А если экспериментальное совместное утро всё же наступало, что само по себе уже нонсенс, то и на кофе в постель. Иногда, не дождавшись просьбы оставить номер телефона, пытались всучить его сами. Егор прямо говорил, что не позвонит. И вот тут-то… Вот только тут до них доходило, что продолжение не запланировано. Что их просто использовали. Потому что они дали себя использовать, потому что с первой минуты показывали, что не имеют ничего против такого расклада. Потому что вели себя откровенно вызывающе, открыто демонстрируя свою доступность. Провоцировали. И что потом порой в момент озарения начиналось, мама дорогая! Обиды, надутые щёки и губы, слёзы, ливень смачных эпитетов на голову — роль оскорблённой в лучших чувствах добродетели некоторым из них удавалась неплохо. Одна даже, как сейчас помнит, умудрилась ослепить его вспышкой чувства вины: её ночной «концерт» по градусу выданных эмоций переплюнул его собственный — настоящий. Но восвояси всё же удалось её отправить, причём сделать это ещё до того, как часы возвестили начало новых суток.
Не хотелось представлять, о чём соседи в тот момент подумали. Весь этаж, наверное, о чём-то, да подумал.
Почему приводил он их днём или вечером, а за порог стремился выставить до полуночи? Потому что в полночь карета превращалась в тыкву, а выбранная по случаю маска отправлялась на полку до востребования: носить её круглосуточно решительно невозможно. Егор и так ощущал, что она вот-вот прикипит к лицу. Потому что ночи созданы для души, а утра — для тела: ночью слышишь себя и ворох утонувших в дневной суете мыслей, а утро заряжает энергией на грядущие сутки. Ночью внутри звучит и рвётся на бумагу музыка. В общем, ночью и утром посторонним вход сюда заказан.
А иногда ночь — это борьба. Всем им, в принципе, вход сюда был бы заказан на веки вечные, если бы не кошмары, что возвращались к нему с завидной регулярностью. Если бы в них из раза в раз он не видел себя ребёнком, методично качающимся туда-сюда в тщетной попытке успокоиться. Если бы во снах снова и снова не являлись ему эти хранящие печать смирения лица детей и отпечаток раздражения лица взрослых. Если бы не облупленные эти стены. Если бы опять и опять не возвращалось чувство одиночества. Никчёмности. Ущербности. Отверженности и обреченности. Вины и стыда. Удушающего ужаса.
Если бы не призраки прошлого, здесь бы никогда никого — никого! — не было.
Если бы не фантомное дыхание прожитого, наверное, не цеплялся бы он за малознакомых людей как утопающий за спасательный круг. Не использовал бы их снова и снова, лихорадочно гоня прочь выжигающие грудную клетку чувства. Не бежал бы от них после, как чёрт от ладана, избегая никчёмной, бесплодной привязанности.
