на милость? Ко мне подкатывает парень, спрашивает пренебрежительно, мол, что до сих пор жениха не нашла, ну если так, то я так уж и быть, готов из жалости тебя как „залежалый товар“ взять. Куда же деваться, сестра друга? Как вам предложение? Я, естественно, отказываю, да любая бы отказала. Так в любви не объясняются, если она вообще предполагалась. Что же делает отвергнутый мной кавалер: страдает, тоскует, пытается бороться, хоть как-то понравиться? Так нет же, тут же ищет утешение у другой, пристает к ней, щипает за зад. Меня вот он вчера ни разу не ущипнул. Конечно, кто я такая, чтобы меня щипать. Потом подсаживается ко мне же и просит помощи склеить объект мечтаний, да еще и объявляет прямым текстом без намеков, что влюбился в ту другую по уши. Я верю, помогаю, компрометирую себя, между прочим, в глазах семьи, а что он? Начинает за мной ухаживать, лезет целоваться и так далее. А сам сегодня с другой идет в ночной клуб. Что нормальная девчонка должна подумать? Правильно, либо бабник, либо витязь на распутье, сам не знает кого ему надо. А как вам блюющий смайлик вместо пожелания доброго утра? И после всего этого я, по его мнению, дура, а он кто? Все, хватит причитать, работать пора. Что мы имеем?»
Автобус резко затормозил, блокнот слетел на пол. Настя со вздохом его подняла, стряхнула налипшую пыль и начала чертить схему: «А имеем мы субъект И, который испытывает пока не твердую, но все же симпатию к объекту И. Нет, как-то у меня два И получилось. Субъект В, который испытывает симпатию к объекту И». Настя начертила В и от нее стрелочку к И. «Согласно рекомендациям мадам Пупкиной, В провел атаку на объект И и добился первого успеха — был благосклонно прощен, теперь следует все закрепить ночным клубом, где телесный контакт медляка создаст предпосылки для дальнейшей близости. Помехой в осуществлении этого плана выступает некая точка А (в народе АП), которая вместо того, чтобы сводить влюбленных и укреплять их взаимные симпатии, мешается под ногами и отвлекает субъекта В. Сегодня в результате тактически верно составленной эсемес, помеха А была изолирована. Путь свободен, потому как субъект В ее никогда не простит. Никогда. Уж я его знаю, и так удивительно, что он после первого раза еще раз подкатить попытался».
Настя печально посмотрела в окно, день был тусклым, пасмурным и навевал сон. Деревья уже стояли в легком зеленом тумане первых крохотных листочков, но будничная городская серость поглощала робкую весеннюю радость. Между двух домов частного сектора внезапно промелькнул розовым пятном цветущий абрикос. Он настырно разрывал пастельную мягкость дня ярким жизнелюбием. «Так рано, а уже цветет? На Чижовке всегда все раньше расцветает. А Лиза побежала на свидание, у них с принцем любовь, а я пойду давать взятку и плодить коррупцию. Интересно, Сережа со Светкой стали встречаться? Надо как-нибудь у Кольки спросить. Он мне, кстати, коробку конфет должен».
На диване был разложен весь богатый гардероб студентки второкурсницы: платья, блузки, водолазки, футболки, джинсы всех цветов радуги и даже, звавшие в лето, топики и шорты. Покопавшись в «тряпках», Настя напялила толстовку с расплывающимся в зубастой улыбке кроликом, потертые малиновые джинсы и отцовский камуфляжный «кепарь», в котором он на даче сажал картошку. Дополнили образ огромные серьги-кольца, выигранные на студенческой новогодней дискотеке за какой-то конкурс, и валявшиеся в шкатулке без надобности. В зеркале отразилась «девочка-ёоу». «Еще жвачку по дороге куплю, чтобы пузыри надувать покрупней. Вот этот ботан в пиджачке и очечках со мной рядом краснеть будет, отучу на раз взятки жратвой брать».
В комнату незаметно вошла мама.
— Ничего себе! И куда ты в таком виде собралась?
— В японский ресторан, меня пригласили, — Настя покривлялась перед зеркалом, как это делают в клипах отвязные рэп-девчонки.
— Опять с Заварзиным? — нахмурилась мать.
— Нет, аспирант один пригласил. Мам, да ты не волнуйся, я сегодня только чай. Приду трезвее трезвого.
— Конечно, подпаивать же некому. А что за мальчик тебя в ресторан ведет?
«Не он, а я его».
— Он уже давным-давно не мальчик.
— А сколько ему лет? — не на шутку испугалась мама.
— Да старикан, наверное, уже под тридцать.
Валентина Федоровна облегченно выдохнула.
— Он у вас преподает? Какой предмет?
— Мам, расслабься, это не мой парень, просто поедим.
«За Ванькины деньги».
— Заварзин, ты тоже говорила, только друг.
— Так и друг. Я с Ванькой не встречаюсь, просто вчера засиделась у них случайно, и все.
— А Коля говорит…
— А Коля твой трепло. Ну, все, я пошла.
— Стоять! — мама решительно сдернула кепарь с белокурой головы. — В таком виде туалеты в общаге мыть, ну или с Заварзиным бухать. Переодевайся, тебя приличный человек в кой-то веке в ресторан пригласил.
— А Ваня, значит, не приличный? Да он может быть приличнее всех, может ему этот аспирантик и в подметки не годится!
«Ой, чего я завелась?»
— Что ты на мать кричишь⁈ Ты просто приглядись к другим, свет клином на Ваньке твоем не сошелся. Вдруг тебе и другой кто понравится, — мать тяжело вздохнула, у Насти предательски дернулся подбородок. — Ты что, плачешь? Настена, вы поссорились? Иди, мама пожалеет. Ох, дурочка ты у меня.
«Вот и он так сказал. Двое — это уже тенденция».
Хорошо иногда побыть маленькой, поплакаться у матери на коленях, и чтобы по головке погладили.
— А платье все же переодень.
Цокая высоченными каблуками и беспрестанно одергивая черное платьице «в облипочку», Настя медленно шла к ресторану. «Подождет, не развалится». Вот почему, когда дома у зеркала, то ты отвязно-дерзкая, и платье вроде как приличной длинны, а когда выходишь на улицу, и тебе в след начинают присвистывать разные «орангутанги», начинаешь дергаться и отчаянно тянуть подол к коленям? Из прежнего образа оторвы удалось отвоевать только цыганские серьги. Мама сказала, что с распущенными волосами и строгим (ну это как сказать с такой длиной) платьем смотрится приемлемо. Прикольное словечко «приемлемо».
Итак, эффектная блондинка, прижимая к себе сумочку с деньгами, плавно вырулила к ресторанчику. На пороге стоял Игорек с красной розочкой в руках. Настя его не сразу узнала, без пиджака и галстука вполне себе обычный пацан, в расстегнутой ветровке, под которой виднелась белая футболка с какой-то надписью, черные джинсы, белые кроссовки с модными наворотами. Лет пять скинул, не меньше. Парень был без очков, но сразу двинулся к Насте, рассмотрев ее в толпе прохожих.
— Привет, — улыбнулся он смущенно, протягивая розу.
— Привет, — буркнула Настя не очень приветливо.
— Классно выглядишь… выглядите. Пойдем…те, — Игорек открыл перед девушкой тяжелую дверь.
Они вошли и оказались в Японии. Ну, по крайней мере, именно так картинно Насте представлялась эта далекая страна. Столы были европейскими с тяжелыми деревянными столешницами, но все остальное — дальневосточный колорит из туристических
