свидетельствует о стабильность его власти.
Его двор был отражением его личности и его идеалов. Он никогда не критиковал своего отца, но очень рано убедился в несоответствии теории короля Иакова о монархии истинному положению дел, что нашло выражение в далеко не лучшем образе жизни, который он избрал. В юности молодой Карл много месяцев пребывал при испанском королевском дворе, ухаживая за инфантой. Его усилия ни к чему не привели, но он привез из Испании близкие его сердцу воспоминания о дворе и его церемониях. С началом правления Карла грубоватые шотландские шутки и пьяные развлечения, которые потешали его отца, сразу прекратились. Как и пустые разговоры и ссоры в передней и коридорах дворца. Каждый человек, начиная от комнатного слуги и до официантов в буфетной, точно знал, где ему находиться и когда и за каким столом принимать пищу, когда посещать молельню. Знал, когда встает король и когда ложится спать, когда он отправляется на конную прогулку, когда дает аудиенции и кто с полотенцем на руке стоит позади его кресла. Все формальности при дворе выполнялись строго и неукоснительно. Короля, единственного из всех европейских властителей, обслуживали, преклонив колено. И когда французский посол пожаловался, что для его жены не поставили ни кресла, ни стула – как это было принято делать для жены английского посла во Франции, – ему сказали, что во время официальных приемов ни одной леди английского двора, за исключением королевы, даже самой принцессе не позволялось сидеть в присутствии короля. При дворе короля не было вульгарной показной роскоши, ей предпочитали изысканные манеры и правила этикета.
Преобразования были всего лишь частичными и ограничивались ближайшим окружением короля. Напоминавший садок для кроликов дворец Уайтхолл представлял собой настоящую деревню: окружавшие его улицы и переулки, надворные службы просто кишели разного ранга придворными, слугами знатных фамилий и просто слугами слуг, которые жили и кормились за счет двора. Венецианский посол, критически оценивая круг ближайших к королю придворных, считал его домашнее хозяйство расточительным.
Король не замечал такого количества нахлебников и бездельников при своем дворе. Его власть над ближайшим окружением была абсолютной. Если бы не его жена-француженка, то английский двор был бы предельно аскетичен. Она же любила балы, маскарады, театральные постановки и музыку. Эти невинные забавы вносили необычайное оживление в повседневные будни Уайтхолла и Хэмптон-Корта. Не только она и король принимали участие в рождественском маскараде и часто приглашали профессиональных артистов ко двору на дни рождения короля или на пир в канун Крещения, но и сама королева, нарушая все традиции, лично посещала театральные представления.
Неистовые молодые придворные придумывали себе все новые развлечения, не обращая внимания на королевские ограничения. Они были завсегдатаями за игорными столами на Пикадилли, на конных скачках в Гайд-парке, в тавернах Вестминстера и Стрэнда, где жили литературными сплетнями. Они посещали пользовавшиеся дурной славой сады удовольствий на южном берегу реки, где, как говорили, всего лишь один ужин с Бесс Бротон или ей подобными дамами мог обойтись посетителю в 20 фунтов, не упоминая о дополнительных услугах этой леди. Однако двор тем не менее оставался центром общественной жизни и главным эталоном вкуса и манер.
Двор был также интеллектуальным центром, местом встречи талантов и ума в не меньшей степени, чем центром мод и прекрасного. Поэты и писатели – а среди них были известные личности, такие как Джон Саклинг, Ричард Лавлейс и Уильям Давенант, – собирались в парках Сент-Джеймса и Уайтхолла или в гостиной королевы в Сомерсет-Хаус, здесь они читали vers de societe[1] и сатирические эпиграммы для развлечения дам.
Талант придворных писателей активно проявлялся и в культурной жизни столицы, когда в своем творчестве они обращались к драме и ставили свои пьесы в лондонских театрах. Король, исполняя роль патрона, критика и цензора, иногда высказывал свое мнение об их произведениях, к которому писатели прислушивались.
Король предпочитал поэзии музыку. Его небольшой частный оркестр исполнял во время его застолий светскую музыку, а в королевской часовне звучала высокая музыка церкви, однако некоторые его подданные считали, что в Божьем доме не должно быть места для итальянских скрипок.
Король обладал великолепной коллекцией произведений искусства, собирать которую он начал, когда еще был принцем Уэльским. Рубенс так отозвался о нем: «Принц – наивеличайший любитель живописи в мире». Его собственный прекрасный вкус и советы знающих людей позволили ему собрать в своих дворцах самую редкую и самую большую коллекцию в Европе. В ней были античные мраморные статуи и флорентийская бронзовая скульптура, изящные поделки из слоновой кости, ограненные кристаллы и искусные произведения ювелиров и медальеров. Многие великолепные работы итальянских мастеров висели на дворцовых стенах: великое «Положение во гроб» Тициана, несравненный «Триумф Юлия Цезаря» Мантеньи, «Девять муз» Тинторетто, «Брак святой Екатерины» Корреджо, портреты Рафаэля, аллегорические картины Джорджоне. Работы Бассано и представителей семейства Карраччи, Джулио Романо и Якопо Пальмы Младшего висели в простенках окон. В собрании были картины современных художников – Рубенса и Рембрандта. Король пригласил работать при своем дворе Антониса Ван Дейка, Даниэля Мейтенса Старшего, Геррита ван Хонтхорста, Вацлава Холлара, Франца Клейна, престарелого итальянского мастера Орацио Джентилески вместе с его дочерью, талантливой художницей Артемизией. В Англию в составе голландского посольства прибыл Бальтазар Гербье, миниатюрист и архитектор, неутомимый аукционист, который стал помощником и советником короля в области искусства.
Король приобрел великолепные произведения, выполненные Рафаэлем для Ватиканских шпалер, и отослал их в Мортлейк поблизости Лондона, где была расположена мастерская по производству английских гобеленов, чтобы там с них сняли копию. Одновременно он поручил Ван Дейку подготовить рисунок рамок для тканых картин. Он также сделал большой заказ в Мортлейке на изготовление гобеленов для своих дворцов. В связи с тем, что он подумывал о королевской монополии на их производство, то приобрел мастерскую для короны.
Мода на гобелены, картины и классический декор, которыми король украсил свои дворцы в Уайтхолле, Гринвиче, Оутлэндсе и Хэмптон-Корте, была подхвачена аристократами и придворными. Лорд Арунделл собрал в своем особняке множество статуй из итальянского мрамора, лорд Пембрук в своем имении Уилтон-Хаус построил знаменитую комнату, представлявшую собой двойной куб, которую декорировал Ван Дейк. Великолепные постройки поместья Бейсинг-Хаус, принадлежавшего маркизу Уинчестеру, стали легендой. Фаворит короля Уилл Мюррей у себя в Хэм-Хаус расписал потолки и стены и украсил их лепниной, некоторые росписи копировали приобретенные ранее произведения Рафаэля.
Хотя искусство было высшим наслаждением для короля, он с уважением относился к ученым и поощрял развитие науки. Среди врачей, которым он покровительствовал, был сэр Теодор де Майерн, видный представитель клинической медицины,
