В сентябре 2013 года российский дипломат повторил этот довод на конференции по правам человека в Китае. Права гомосексуалов – не что иное, как излюбленный инструмент неолибералов-глобалистов, подготавливающих к эксплуатации добродетельные традиционные общества, например российское и китайское. Через несколько дней на собственном саммите – заседании клуба “Валдай” – Путин сделал следующий шаг в этом направлении. Он сравнил однополые союзы с сатанизмом (“Проводится политика, ставящая на один уровень многодетную семью и однополое партнерство, веру в бога или веру в сатану”). Путин связал права геев с западной моделью, которая открывает “прямой путь к деградации и примитивизации, глубокому демографическому и нравственному кризису”. К тому времени Государственная дума приняла закон о “защите детей от информации, пропагандирующей отрицание традиционных семейных ценностей”.
Человеческая сексуальность – неиссякаемый источник для производства тревоги. Стремление “локализовать” гетеросексуальность в пределах России, а гомосексуальность – за рубежом абсурдно, однако в этом случае факты не имеют значения. Целью гомофобной кампании стало изображение призывов к демократии туманной угрозой российской непорочности (голосование на выборах = Запад = “содомия”). Россия невинна, и во всех ее бедах виноваты чужаки.
Кампания против гомосексуалов отнюдь не сопровождалась демонстрацией российской элитой своей гетеросексуальности. В предыдущие четыре года, когда Путин занимал пост премьер-министра, Сурков убедил его сняться в мехах и коже. Столь же странной выглядела попытка Путина и Медведева предстать суровыми людьми, играющими в бадминтон. Как раз тогда, когда началась гомофобная кампания, Путин развелся с женой: главный защитник семейных ценностей остался без семьи. Тема половой идентификации вообще не чужда российскому президенту. В 2016 году Путин заметил, что он “не женщина, у него не бывает плохих дней”. В 2017 году высказался о Трампе: “Он же не невеста мне, я ему тоже не невеста, не жених”. В тот год ввели уголовную ответственность за изображение Путина клоуном-геем. Одна из наблюдательных исследовательниц охарактеризовала его пристрастия так: “Поцелуи Путина предназначены детям и животным”.
Путин сделал маскулинность доводом против демократии. Как утверждал немецкий социолог Макс Вебер, политическая система может начаться с харизмы, однако харизма не гарантирует ее сохранение. Вебер отмечал, что складывание вокруг харизматического лидера торгово-политического клана – обычное явление. Но если такой лидер желает выйти за рамки распределения добычи и планирования очередного набега, ему придется найти способ передачи (в наилучшем случае – неоднократной передачи) власти. Решение проблемы преемственности – это необходимое условие появления современного государства.
Вебер описал два механизма, позволяющих превратить влияние личности носителя харизмы в устойчивые институты: 1) например, через подчинение “нравам”, традиции (в монархии старший сын правителя наследует отцу); 2) например, через подчинение законам (при демократическом устройстве регулярные выборы позволяют сменять глав государств и депутатов парламентов). Путин, по-видимому, не планирует передачу власти монархическим путем. Он не позволяет дочерям участвовать в публичной политике, хотя его семья получает выгоду от кланового капитализма. Следовательно, остается закон и право, а это в современном мире чаще всего означает демократию. Но Путин отринул и этот вариант. Так демонстрация маскулинности породила иллюзию власти в ущерб целостности России.
Мужчина подобного склада в случаях вызванной им же самим катастрофы склонен винить во всем женщину. Для Владимира Путина такой женщиной стала Хиллари Клинтон.
Первым побуждением Кремля стало сравнение демократической оппозиции со “всемирным содомом”. Затем Кремль заявил, что манифестанты подкуплены зарубежным государством, во главе внешнеполитического ведомства которого стоит женщина. 8 декабря 2011 года, через три дня после начала протестов, Путин обвинил Хиллари Клинтон в том, что она “дала отмашку”. 15 декабря он заявил, что манифестантам платили. Доказательств он не привел, но это и не требовалось: если (как настаивал Ильин) выборы сродни приглашению иностранцев к вмешательству, то долг Путина – заявить о таком вмешательстве и воспользоваться этим для изменения внутренней политики. Смысл в том, чтобы подыскать врага, наилучшим образом соответствующего запросам вождя, а не рассуждать о подлинных угрозах, ибо разговор о настоящих противниках продемонстрирует слабость и напомнит о несовершенстве диктаторов. Ильин – писавший, что искусство политики заключается в том, чтобы “узнавать и обезвреживать врага”, – имел в виду не необходимость выяснения, которая из иностранных держав для нас опасна, а то, что политика начинается с выбора вождя: какой конкретно из зарубежных врагов упрочит его власть? Подлинная геополитическая проблема России – это Китай. Но именно потому, что Китай близко, рассуждение о действительном положении России может привести к печальным выводам.
Роль врага досталась Западу как раз потому, что он не угрожает России. В отличие от Китая, у ЕС нет ни армии, ни протяженной границы с Россией. У США армия есть, однако американцы вывели из Европы большую часть своих войск (в 1991 году – около 300 тыс. солдат, в 2012 году – около 60 тыс.). НАТО еще существует, и к блоку присоединились некоторые из бывших социалистических государств Восточной Европы. Но президент Обама в 2009 году отказался от планов построить в Восточной Европе систему ПРО, и в 2010 году Россия позволила американцам для снабжения войск в Афганистане пользоваться своим воздушным пространством. Ни один российский политик в 2011–2012 годах не опасался агрессии НАТО. В 2012 году американские политики считали, что они осуществляют “перезагрузку” отношений с Россией. Когда в марте 2012 года Митт Ромни назвал Россию американским “геополитическим противником номер один”, над ним потешались. Почти никто в американском обществе и СМИ не обращал внимания на происходящее в Москве. В американских опросах о мировых угрозах Россию даже не упоминали.
ЕС и США предстали угрозой потому, что российские выборы были фальсифицированы. Зимой 2011 – весной 2012 года российские телеканалы и пресса заявили, будто всем, кто протестует, платит Запад. 8 декабря 2011 года СМИ сообщили, будто за манифестантами стоит Клинтон. “Новые известия” (в материале “Путин предложил жестче наказывать приспешников Запада”) рассказали о его убежденности в том, что “российские оппозиционные силы начали массовые акции после «отмашки» госсекретаря США Хиллари Клинтон”. (Таким образом, факт “измены” в доказывании не нуждается. Вопрос лишь в целесообразном наказании.) В марте НТВ показало “документальный фильм” [“Анатомия протеста”], авторы которого заявили: граждане, вышедшие на улицы, получали деньги от коварных иностранцев.
Путин сделал российское государство уязвимым, и именно поэтому ему пришлось переложить вину за это на оппонентов. Поскольку Путин считал, что “платить за жажду перемен разрушением самого государства недопустимо”, он оставил за собой право считать угрозой России то, что ему не нравится.
В 2012 году потеряло смысл и представлять худшую Россию в прошлом, а лучшую – в будущем, и реформировать государство в настоящем. Враждебность США и ЕС стала презумпцией. Путин свел государственность к своему олигархическому клану и моменту в настоящем. Единственным способом отогнать видение будущего краха стало изображение демократии постоянной и непосредственной угрозой. Путину, превратившему будущее в бездну, пришлось балансировать на ее краю, как в дзюдо.
