же темно-синюю форму. Казалось, шум голосов над столом, музыка и запах салатов совсем ей не мешали, но, глядя на складку между ее бровей, Мирон ощутил внутреннюю дрожь: она не понимала задания. По тому, как размашисто она водила ручкой, часто зачеркивая, он догадался, что за почерк ее не хвалят. Ровный пробор между косичками светился белизной. Пальцы девочки, когда она отмеряла красную строку, дрожали.
— Ева, — сказала Этери. — Шорница Южного округа. Удивительно, что приехала, у нее в это время репетитор по математике…
— Может, помочь ей? Ну, с уроками.
— А! — Этери оглянулась на дверь. В зал как раз возвращался, покурив, светловолосый парнишка в косухе и с выбритыми висками. — Обычно помогает он. Это Никита. Косит от армии, недавно вышел из психиатрической клиники. Аспирант на психфаке.
С легким головокружением Мирон проследил за тем, как Никита взял у Евы тетрадь и стал переписывать задание — сам, левой рукой.
— Этери, — сказал Мирон, ковыряя салат. — Что я здесь делаю?
— Следишь, — ответили сверху. Стукнул отодвигаемый стул, и Мирон крепко пожал протянутую ему ладонь смуглой седой женщины. — Как и все мы.
— Жура! — воскликнула Этери. — Талдомский район. У Журы тоже нет подмастерьев, — пояснила она для Мирона, который смотрел не столько на женщину, сколько на огромный черный чемодан за ее спиной. — Где остановилась? Ты не отвечала на сообщения, и…
— Это ты не отвечала на сообщения, дорогая, — без тени укора перебила ее Жура. — Переночевала в вестибюле метро «Домодедовская», добрые люди не выгнали. Здесь у нас…
— Мирон Отдельнов, — улыбнулся Ноа, который внезапно оказался рядом. Мирон ощутил запах меда и спиртного. Ноа наполнил рюмку Журы и поднял свою. — Новый подмастерье Калерии из Ленинского. Коэффициент три.
— Что ж, умеет искать, ведьма.
Рюмки встретились у Мирона перед глазами.
— Что за коэффициент?
— Три, — хрустнула огурцом седая Жура. — Творчески подошел к работе, справился с заданием самостоятельно. Умножай цифру в договоре.
— Но я… — Мирон отыскал глазами Василия. Тот как раз залпом опустошал стакан кефира. — Был не один.
— Калерия это не зафиксировала, — сказал Ноа, и Этери едва заметно кивнула. — Ты принимал решение сам.
— Да я даже не читал договор.
— Что ж, — слегка прищурилась Этери, и в этом прищуре читалась невозможность отказа, — самое время.
В отличие от Василия, Мирон ничего не понимал в договорах, но попытался сделать вид, будто понимает. Пролистнул страницы, где было написано об ответственности сторон (Василий говорил, что там все серьезно), и остановился на следующей.
— Только по заданию Калерии?
— Да, — подтвердила Этери. — Это важно. Подписав договор, ты не сможешь создавать что-либо по своему или чужому запросу. Иначе…
— Вижу, — севшим голосом ответил Мирон. Иначе Этери его ликвидирует. Никаких больше спасенных подруг и собак. — И неразглашение. И еще… Неразглашение о неразглашении?
— Лучше вообще ни о чем не говорить, — предупредил Ноа.
Этери поднялась с места и постучала вилкой по бокалу. И без того негромкий шепот в зале мгновенно стих.
— Друзья. Коллеги. Меня часто спрашивают про Марию. Так вот, Мария больше не с нами…
Все тоже встали и, не сговариваясь, налили. Мирон глянул на Василия с его кефиром и поднял стакан сока. Молча выпили, сели.
— Моя бывшая подмастерье, — шепнул Ноа. — Все шло хорошо, но потом она решила вылечить свою маму от деменции…
Вскочив и пинком отбросив стул, Мирон вышел за дверь. Миновал пустой коридор и остался стоять на крыльце. Запрокинул голову, уставился в небо. Орали сверчки. Точки фонарей пунктиром чертили путь к воротам.
— Мира.
Он вздрогнул от неожиданности, когда на плечо легла ладонь Ноа. Спросил, не оборачиваясь:
— Серьезно?
Ноа ответил долгим выдохом.
— Марию убили за то, что она вылечила маму? Ноа, это так?
Мирон обернулся и в ожидании ответа посмотрел на его красивое печальное лицо. Казалось, Ноа был близок к тому, чтобы расплакаться.
— Нет.
Мирон не верил своим глазам: это были не плохо сдерживаемые слезы, а смех! Спустя мгновение Ноа уже хохотал в голос.
— Нет, Маша не умерла, — пояснил он, отсмеявшись. — Уехала с матерью в Батуми. Перешла из одного подразделения в другое.
— Так Этери ее не ликвидировала?
— Был процесс. — Ноа достал из кармана кисет, и Мирон наблюдал, как его тонкие пальцы ловко сворачивают самокрутку. — Каждый случай рассматривается отдельно. Увольнять шорных мы, сам понимаешь, не можем: каждый должен оставаться внутри системы. Своими действиями Маша не причинила сообществу никакого невосполнимого вреда. На том и порешили. Отделалась штрафом.
— А эта ликвидация, ты когда-нибудь ее видел?..
Облачко дыма, сорвавшись с губ Ноа, медленно таяло в неподвижном воздухе.
— Ни разу. Мы чтим договор. И тебе советую. Если все пойдет хорошо, один из вас — ты или Василий — станет моим подмастерьем в ЦАО. Кто именно — определит ваша работа. Калерия пока не в курсе.
Наконец он узнал что-то первым!
Когда Мирон вернулся в зал, то обнаружил, что его тарелка с недоеденным салатом исчезла. На ее месте белели скрепленные листы договора. Поверх лежала обычная шариковая ручка.
Он сел и украдкой вытер потные ладони о джинсы. Нервно усмехнулся, глядя на мелкие строки.
— А что, если я откажусь?
Никто не спешил отвечать, и Мирон поднял голову — на него молча смотрели все, кто был в зале. Даже Ева, которая в этот момент убирала в портфель тетрадки, застыла с приоткрытым ртом. Василий перестал жевать. Только Калерия медленно набивала свою трубку.
— Ты не можешь, — сказала Этери.
— Разве?..
Мирон непроизвольно коснулся левой ладони и вскрикнул от боли — плечо хрустнуло, когда кто-то заломил ему руку, а сам он уткнулся лбом в стол. Впрочем, его тут же отпустили. Ноа отошел и сел напротив.
— Этери права, — сказал он с едва заметным сожалением. — Ты не можешь.
— Л-ладно. Хорошо, я понял. — Он еще раз оглядел собравшихся, крепко зажал в пальцах ручку и открыл последнюю страницу.
— Три подписи, — подсказал Ноа. — Там, где галочки. Завтра ждем твои банковские реквизиты на имейл, который указан в конце.
— А раз так, — вмешалась Калерия, — то вечер окончен. Пойдемте, отвезу вас по домам.
Глава 5. Умрец
Увидев машину, Мирон понял, что зря волновался: раньше «Рио» явно управлял кто-то похлеще него. На задней двери вмятина, крышка багажника — без желтой пленки, которой оклеен кузов, и длинная царапина во весь бок. Явно бывшее такси. Ну что ж.
— Печная ездова, — прокомментировал Василий из салона.
Мирон заглянул: похоже, уборки здесь не было никогда. Он едва успел увернуться от вышвырнутой Василием скомканной футболки. Следом на асфальт посыпались пустые пакеты от чипсов, жестяные банки и несколько стеклянных бутылок из-под пива.
— Нет, я так не могу. Давай на мойку.
— А Володарского?
— Успеем. — Василий глянул на эппл-вотч. — Тут ехать-то минут сорок, а я хочу
