установок на гетеросексуальную моногамию и брак. Тем не менее исследователи активно боролись со стереотипами, связанными с женской сексуальностью. В первой половине XX в. многие эксперты продвигали идею кардинального — почти метафизического — отличия женской сексуальности от мужской. Начиная с 1910 г. семейные консультанты начали плодить руководства по семейной жизни для женатых пар. Получение удовольствия от секса обычно рассматривалось в таких брошюрах как ключевой аспект брака. Эти руководства настойчиво акцентировали внимание читателей на различиях между мужчинами и женщинами. «Мужчина возбуждается легко и быстро и так же быстро получает удовлетворение, — писала Хелена Райт в 1930 г. в книге "Сексуальные аспекты брака" (The Sex Factor in Marriage), — в то время как женщину трудно и возбудить, и удовлетворить»12. Неприятный опыт первой брачной ночи может навсегда заблокировать сексуальный потенциал женщины, предупреждали создатели подобных брошюр. Наслаждение женщины сложно, уязвимо и одновременно опасно: ее сексуальная свобода чревата разнузданностью и катастрофой, но и чопорной рутины тоже нужно избегать. Авторы изощрялись, лавируя в поиске баланса между двумя этими полюсами. У жены, как писал один сексолог в 1937 г., «можно развить заметный сексуальный аппетит», и мужу «принадлежит честь разжигать его и поддерживать» с должной нежностью и терпением13. Ключи от ларца с женским наслаждением находятся в руках умелого и внимательного мужа, который бережно его «открывает», наставляя супругу на тернистом пути половой жизни: он учит, она внимает. Если он относится к удовольствию супруги без необходимого внимания, это грозит ее фригидностью или, и того хуже, нимфоманией. В целом в подобных книгах женское удовлетворение не только дозволялось, но даже всячески поощрялось, но только в надлежащих формах гетеросексуальности, традиционной женственности и связи с материнством14.
Страх перед экстремумами женской сексуальности подогревался консервативным неофрейдизмом. В создании описанного выше дискурса часто винят самого Фрейда, однако он вовсе не считал гетеросексуальность нормой или естественным выбором. Фрейд описывал ее не как биологически обусловленную установку, а как результат сложного процесса развития. Он полагал, что и мужчины, и женщины не рождаются, а становятся гетеросексуальными, причем становятся с трудом и не обязательно окончательно. По Фрейду, женская сексуальность неопределенна и двойственна. В отличие от некоторых своих последователей, Фрейд не считал закономерным трудный переход от клиторальной к вагинальной сексуальности и изменение объекта влечения с матери на отца и других мужчин; он даже не настаивал на необходимости такого изменения. С точки зрения Фрейда, в этот момент выбора девушка стоит вне четких категорий сексуальности. По словам автора книги «Революция желания» (Desiring Revolution) Джейн Герхард15, девушка находится «между сексуальными идентичностями»: она вне мужского и женского, гомосексуального и гетеросексуального, но потенциально содержит это все16.
Последователи Фрейда были куда более категоричны в своих суждениях и рекомендациях. Под влиянием Карла Абрахама, Мари Бонапарт, Карен Хорни, Эдуарда Хичманна и Эдмунда Берглера в психоанализе закрепилось мнение о том, что для женщины естественной и нормальной является тяга к вагинальному сексу, семейственности и материнству. Здоровая и зрелая женщина выбирает вагинальный оргазм, незрелая — клиторальное удовлетворение, которое также ассоциируется с тягой к мужественности, отказом от женственности и, как следствие, лесбиянством, феминистской воинственностью и желанием получать образование и строить карьеру вместо того, чтобы вить гнездо и охранять домашний очаг. Для неофрейдистов такого толка основой женской сексуальности стала вагинальная «зрелость»17.
Естественно, эти взгляды в последующие десятилетия были оспорены сексологами и психологами. Их опровержение было ключевым пунктом повестки женских движений 1960–1970-х, которые как раз набирали силу, когда Мастерс и Джонсон публиковали свои работы. Сексология Мастерса и Джонсон, кстати, была с большим энтузиазмом встречена феминистками и на некоторое время стала одним из главных козырей в их рукаве.
Конечно, и среди феминисток не все оценили революционный потенциал темы сексуального удовлетворения или освободительной роли клитора. Темнокожие феминистки — Фрэнсис Бил, Линда Ла Рю и Белл Хукс — справедливо критиковали белых за то, что те поставили во главу угла тему сексуальности, забыв, насколько проблемной и неоднозначной она является для цветных женщин18. История последних — это непрерывная сексуальная и экономическая эксплуатация, а также эпизоды вроде массовой стерилизации темнокожих женщин или исследований противозачаточных средств на малоимущих пуэрториканках. Именно поэтому исследования сексуальности не казались им особенно удачным выбором.
Но в целом сексологическая тематика и идея сексуальной свободы женщин очень занимали феминисток. Энн Коэдт и Ти-Грейс Аткинсон видели в работах Мастерса и Джонсон огромный потенциал19. В эссе «Миф о вагинальном оргазме» (The Myth of the Vaginal Orgasm) — коротком, но чрезвычайно влиятельном тексте, который сначала распространялся в самиздате, а затем вошел во все возможные феминистские антологии, — Коэдт пишет, что так называемые классические сексуальные позы «больше не должны считаться классическими», так как они не приводят к обоюдному оргазму. Исследования клиторального оргазма доказали, что сексуальное удовлетворение можно получить, занимаясь сексом как с мужчиной, так и с женщиной, а значит, пишет Коэдт, гетеросексуальность становится «выбором, а не судьбой». От фрикций во влагалище получает оргазм именно мужчина, поэтому «мужское удовлетворение становится точкой отсчета» для создания представлений о женской сексуальности, объясняет она.
Из этого рассуждения следуют далекоидущие выводы. Мужчины, предполагает Коэдт, «видят в клиторе угрозу своей мужественности». В этом она не ошибалась. Норман Мейлер, писатель, журналист и известный бабник, раздраженный феминистской критикой, в частности работой Кейт Миллет «Сексуальная политика» (Sexual Politics), ответил на нее книгой «Пленник секса» (The Prisoner of Sex). В ней он рассуждает об исследовании Мастерса и Джонсон. В характерном вычурном и самодовольном стиле он признается, что возмущен «переизбытком непрекращающихся женских оргазмов от этой пластиковой тыкалки, этого лабораторного дилдо, этого вибратора!»20. Он жалуется, что чуть ли не «испытывает тоску по напыщенной и немудреной фрейдистской определенности 1950-х» — по уверенности в том, что стимуляция клитора и неспособность получить вагинальный оргазм говорят о недостатке женственности.
Как ни странно, неприятие Мейлером выводов Мастерса и Джонсон предвосхитило осмысление их наследия последующими поколениями феминисток. Пока именитые феминистки 1970-х записывались в сторонницы сексологов, Мейлер спрашивал с ученых со всей суровостью, ожесточенно искал в их трудах злоупотребления, развеивал иллюзии и выставлял на всеобщее обозрение недостатки концепции Мастерса и Джонсон. «Америкой правят полубезумные ученые, — писал он. — Люди, которые ничего не смыслят в акте созидания». Он, не жалея красок, описывал лабораторные условия их экспериментов и «паралич, который, должно быть, сковывал женщин, которым приходилось заниматься сексом под испытующим взглядом экспериментаторов». Впрочем, механистические, технически ориентированные методы Мастерса и Джонсон критиковал не только Мейлер. Так, Дана Денсмор,
