— Бегу! — выкрикивает в трубку девка, заставив меня отнять мобилу от уха.
Окей, если что, просто отдам серьгу.
Выхожу из тачилы и, сунув большие пальцы в карманы джинсов, распрямляю плечи. Отсчитываю секунды, слушая долбящую в динамиках музыку. Даже немного волнуюсь.
Наконец дверь распахивается.
На улицу вылетает какая-то блондинистая ошибка природы. Без преувеличений. От силы полтора метра ростом, с пучком пережженных волос на макушке, ярко крашенными губами, в кожаной мини-юбке и обтягивающей кофточке, с десятком лишних килограммов, заметных по складкам по бокам. Огромные серьги-кольца в ушах, капроновые колготки-сетка, старомодные туфли на платформе. Ее как будто вырвали из времен рубежа веков и закинули в психологически неподготовленное к такой неописуемой красоте будущее в моем лице.
— Привет! — лыбится мне, гоняя жвачку языком. — Руслана! — Протягивает мне свою наманикюренную руку, а я уже задерживаю дыхание от ее ядовито-терпких духов.
Сколько же я тогда выглотал, раз не замечал всего этого?
— Прокопий, — отвечаю и вынимаю футляр из кармана. Подаю ей. — Твоя сережка?
Девица лопает пузырь, открывает крышечку и кивает:
— Ага. Так это ты, что ли? — Оглядывает меня с головы до ног и, переведя взгляд на тачилу, присвистывает.
— Нет, не я. — Возвращаю ее бегающие глазки к себе. — Мы с моей невестой в «Лагуне» отдыхали пятого августа и нашли сережку под кроватью в номере…
— «Тринадцать»? — Руслана снова лопает пузырь и жует дальше.
Дьявол! Это реально она!
— Да, в нем самом. Собирались оставить у администраторов, но так были увлечены друг другом, что прихватили с собой. Надеюсь, обид нет?
— То есть ты не зависал вечером второго августа в «Альбатросе»? — продолжает напирать она, составляя в моей памяти картину из деталей паззла.
Снова прохожусь по ней взглядом. Да, она безусловно там была. В этих же шмотках и с этой же глупой прической.
— Я не знаю, что такое «Альбатрос», — вру, готовя ключи, чтобы рвануть отсюда. — Я не здешний. Вот проездом в вашем городе оказался. Думаю, дай-ка позвоню.
Сощуривает свои серые глазки, как будто говорит: «Ну ты и заливаешь! Я же тебя прекрасно помню! Как ты мял мои дыньки…»
Меня начинает мутить. Не то чтобы я брезговал определенным типом женщин, просто именно эта звезда вообще не в моем вкусе. И у меня в голове не укладывается, что я пил в ту ночь, раз мозги совсем отключились?!
— Ну я поехал, — киваю ей и залезаю в тачилу.
Сразу же поднимаю стекло, завожусь и трогаюсь с места. Мне однозначно пора бросать бухать. Это уже не звоночек, а колокол! А что, если бы этот кашалот залетел от меня?! Вряд ли я был в состоянии натянуть гондон на свой болт. Я даже под угаром не представляю себя в роли отца ее детей! Бр-р-р… Уж лучше воспитывать Габриэллу Демьяновну. Будем с ней на яхте кататься, уток на пруду кормить, в теннис играть. Черт, да пусть она даже резиночки мне в волосы вплетает, только лишь потому что от одного вида ее мамашки у меня стояк колом!
Домой буквально несусь. Бросаю тачилу во дворе и, не дожидаясь лифта, мчусь на свой этаж. Я готов расцеловать Колобка! Попрошусь к ней на ужин. Не оставит же она своего жениха голодным на ночь. А у нее хавчик точно есть.
Выскакиваю на нашу лестничную площадку и вижу, как она воркует с каким-то задротом на пороге своей квартиры. Он уже явно уходит, поддакивает ей. Она в пижаме и тапках, с распущенными волосами, бесстыжая! Оба шутят, смеются. Потом она обнимает его и желает спокойной ночи.
Щуплый, длинный и сутулый, он тут же идет к лифту, по пути бросив мне: «Здрасте!» Носатый, очкастый, невзрачный. Поди знаменитый Виталик?
Хмуро наблюдаю за тем, как он входит в лифт, перевожу взгляд на довольную соседку и спрашиваю:
— Это кто?
Она коварно улыбается уголком губ и, взявшись за ручку двери, пригвождает меня к полу своим ответом:
— Отец моего ребенка.
Глава 9. Стефа
А что я должна ему ответить?! Он с таким гонором и важностью смотрит на меня, словно я потаскушка из притона. Залетела невесть от кого и теперь на первого встречного своего ребенка повесить готова, лишь бы комфортно пристроиться.
Ваню Демьян здесь никогда не видел, не знает, что он мой двоюродный брат. Учится Ваня в другом городе, тут бывает редко. Вот вырвался, чтобы мать свою и сестер с предстоящим праздником поздравить. Утром обратно уедет.
— Я же тебе говорила, моя дочь не безотцовщина. Просто сам же видишь, парень молодой совсем. Еще и девятнадцати нет. Куда ему ребенок?
Судя по напрягу соседа, брать его надо именно так — нахрапом. Фактически на лопатки уложила. Ответить нечего.
— Что, о генах задумался? — интересуюсь причиной его заторможенности.
Знал бы он, как меня волнуют гены и наследственность доченьки! Аж потряхивает порой от мыслей об этом.
— И как прошло ваше свидание? — вдруг улыбается он в своей бестактной манере. — Сосались? Или даже потрогали друг друга?
Демьян делает шаг в мою сторону, и у меня дочь в животе замирает. Собираюсь захлопнуть дверь, но он берется за ребро и распахивает ее настежь. Напирает на меня, вынудив в прихожую попятиться.
— Тебя это не касается. Я же не спрашиваю, как у тебя прошел вечер!
— А ты спроси.
— Меня это не колышет!
— Зря. У меня вот настоящее событие в жизни произошло. Я пить бросил. Совсем.
— Вау! Отметим? У меня настойка есть, — ехидничаю я. — Вишневая.
— Если на закуску — ты, то я согласен. — Он закрывает дверь за своей спиной и начинает разуваться. — Не, Колобок, серьезно. Завязал я.
— Это здорово, что я выйду замуж не за алкаша, но зачем ты туфли снял? — Я пальцем указываю на его обувь.
— Не переживай, ноги у меня не воняют. Носки чистые, — информирует он и, стягивая с себя куртку, по-хозяйски направляется в кухню.
То, что он не воняет, я давно заметила. Напротив, у Демьяна очень даже приятный парфюм, и сигареты он курит дорогие. Дым не напоминает коптильню кочегаров.
Он зажигает свет и сует свое неуемное любопытство в кастрюлю на плите.
— Это борщ?
— Нет, плов! — возмущаюсь я, зависнув в дверном проеме. — Жидковатый получился.
— Сойдет! — Демьян лезет в холодильник, достает сметану, нарубленную в салатнике зелень и хлеб. — Тебе налить? — Абсолютно невозмутимо берет чашку из шкафа и половником перемешивает горячий борщ. — М-м-м… Чума! Я всегда говорил, что моя жена будет готовить круче всех.
Я уже даже не представляю, как его наглость комментировать. Слова кончились.
