на задних ножках и тяжело вздохнул:
– Умерла, когда мне было лет пять. Мы пошли купаться, и ее проглотил аквапил. Будто волна обрушилась, скрыла ее, и она исчезла. Отец тогда был в плавании, вернулся только через три недели. Я жил у соседки.
«Представляю, что устроил глава Имбры, узнав о произошедшем», – подумал Йохан. Колдунья рассказала ему о трех «столицах»: Умбре, Имбре и Сомбре. Последняя особенно заинтересовала Йохана своими опасными темными водами, заставляющими русалок и тритонов мутировать, заключая магию в жемчужину, скрытую за сердцем. Еще на Черном утесе Йоханесу снилось, как он оказывается под водой и его руки и ноги украшают острые, сильные плавники, изо рта поднимаются пузырьки воздуха, он может дышать, плыть вместе с колдуньей, и в его теле пульсирует магическая энергия. Пастух пробуждался в поту с колотящимся сердцем, касался груди, но ни жемчужины, ни магии не было. В такие моменты стихия манила его. Он выходил из дома, оставляя позади звуки отцовского храпа и скрипящих половиц, становился у обрыва и до рассвета следил за накатывающими на берег, бьющимися о черные скалы пенящимися волнами.
Те с шипением расплескивались в стороны, с каждым разом пытаясь дотянуться до босых ног Йоханеса и унести с собой. Кончиками пальцев юноша ощущал их пронизывающий холод и готов был поддаться, сделать шаг, как когда-то это сделала его несчастная мать.
В Вайле сны стали повторяться, но теперь он мог по колено стоять в теплой воде и даже плавать. Отчего-то стихия не трогала его. Он сидел на берегу, видел вдали блеск тритоньих трезубцев, их чешую, представлял, каково это – превратиться в морского жителя. Стать всесильным. Колдунья рассказала и о королевских регалиях – древних артефактах, избирающих своего носителя, нового короля или королеву. «С ними подвластна любая, даже самая невероятная магия». В такие ночи мечтающему Йохану казалось, что от шепота колдуньи покалывало кончики пальцев. Но он выплывал из своих грез и готовился к поступлению. «Я устал так долго идти к цели и жажду получить все. Немедленно!»
Одним пасмурным днем на доске вывесили список поступивших. Йохан и Лавон оказались в числе первых, тогда они впервые напились и Фредерик отвел их в бордель. Ни одна из девушек не приглянулась захмелевшему Йоханесу, ни в одной он не видел холодной красоты своей русалки. Он вышел на улицу и побрел в сторону моря к дому. Свежий воздух и вода из фонтана помогли ему прийти в себя. Как никогда он желал прижать русалку к себе, окунуться в черноту ее волос, вдохнуть морской аромат и ощутить приятную боль от ее острых когтей.
– Когда-нибудь мы будем вместе, моя сирена. – Шумные волны заглушили его голос, накатывая на босые ноги. На песок упала одежда, и Йоханес погрузился в блаженную прохладу.
Нокте
Сковавшее тело оцепенение не позволило Нокте пошевелиться, левая рука показалась девушке неподъемным куском льда. Сквозь приоткрытые веки она слабо различала очертания комнаты и темный силуэт Агнес. Ее черный наряд она узнает везде. Изо рта вырвался хрип, и прикосновение теплой руки обожгло лоб. К губам поднесли кубок с водой, и та растеклась по подбородку Нокте. С трудом, но девушка смогла сделать пару глотков и, обессилев, вновь потеряла сознание.
Агнес вздохнула и закатила глаза.
– Очнулась, значит пойдет на поправку. – Служанка встала со скрипнувшего стула и, подойдя к окну, взмахнула платком, подав знак сидящему на камнях тритону. – Радуйся, что тебе есть за кем наблюдать, хвостатый, – проворчала Агнес и криво улыбнулась. Однако лежащий на столе конверт испортил ей настроение.
– Как любезно с их стороны пригласить бывшую супругу на этот проклятый бал-маскарад по случаю дня рождения новой королевы, ах, какая щедрость! – Агнес уже прочла короткое послание, в котором сообщалось, что Нокте следует прибыть в Вайле на празднество. «Даже если она к тому времени поправится, рука не будет слушаться ее как прежде, – подумала служанка. – Но я приложу все силы, чтобы никто не посмел над тобой смеяться, и платье у тебя будет лучше, чем у этих столичных селедок».
За те несколько дней, что Нокте лежала без сознания, Агнес сотворила для нее удобные, мягкие туфельки на плоской подошве, зная, как тяжело девушке в обычной обуви. Обновка стояла у шкафа, будто сотканная из сиреневых лепестков. В швейной мастерской на столе мерцал маскарадный наряд. И это был не русалочий хвост, о котором могли подумать гости бала. Агнес вознамерилась превратить госпожу в саму королеву ночи. Платье, сотканное из материи чернильного цвета: атласа, шелка; вручную украшенное множеством черных жемчужин и переливами серебряных нитей, напоминающих паутину созвездий. А в деревянной шкатулке ожидала своего часа диадема.
– Никаких корсетов, пышных юбок, ничего из того, что носят светские дуры и во что тебя обряжали, моя маленькая жемчужинка. – Агнес погладила Нокте по левой руке и, присев на край постели, вытащила из тумбочки кожаный чехол, в котором переливались тонкие иглы. Обнажив тело больной, служанка принялась бережно вводить иглы в бледную кожу, и по той разливался здоровый розоватый цвет, на щеках появлялся румянец. Агнес втирала в тело ароматические травяные масла, разминала мышцы.
– Ничего, подниму тебя на ноги, и двинемся в путь. Покажем этим задавакам, что ты у меня не умираешь от горя по этому двуногому с короной в промежности. Надо же, какая дерзость, посмели приглашение отправить, да какое! Что ж это, если не приедем, то силком притащат на потеху этой разродившейся кобыле? Пусть хоть десятерых ему родит, не потомство делает королеву королевой! – Агнес утерла руки полотенцем и укрыла госпожу. «Как ты там, моя ледяная рыбка? Моя Эрида».
После развода Нокте Агнес-Ангела виделась с племянницей-королевой и сообщила, куда они отправятся. Эрида молча ее выслушала и холодно сказала: «Я обо всем позабочусь, но, если она проявит малодушие и решит сброситься с утеса, я даже плавником не пошевелю, чтобы ее спасти».
Агнес заверила ее, что с Нокте не возникнет проблем. Она ни о чем не узнает, ни о «заботе» Эриды, ни о том, что родная тетка очень даже жива и всегда подле младшей племянницы. Покажись Агнес-Ангела в виде русалки, Нокте прогнала бы ее, чтобы остаться одной и мучить себя мыслями о собственных ошибках.
«Да и ледяная рыбка никогда не признается, что в глубине души жалеет любимую сестру, но боится выглядеть слабой королевой. На что я обрекла Эриду своими словами? Как посмела предложить окунуться в воды Сомбры», – корила себя Агнес. Что с Эридой, что с Нокте, колдунье казалось, что
