знал, что там, снаружи, Джилл волнуется и пытается понять, что происходит в палатке, но у нее хватило ума не разрушать наш мужской заговор словами или вторжением, за что я был ей очень благодарен. Я также слышал звук величественных крыл Дарси где-то в вышине и ощущал ее ангельски благосклонный взгляд, направленный на меня, – поскольку для ангелов тонкая материя палатки вовсе не помеха. Мне стало интересно, не догадается ли Джилл закинуть голову назад, пытаясь определить источник этого мерно повторяющегося звука, но удивленного вскрика от нее так и не последовало, так что похоже, что она и не взглянула вверх. Жалко, но вместе с тем и к лучшему.
Я сидел напротив Эли и наблюдал, как боль и беспомощность покидают его тело, мышцы распускаются, а Личность возвращается на место.
А потом я укладывал его на диване в гостиной, накрывал простыней и повторял, что все будет хорошо, что он не ошибся, придя ко мне, и что я помогу ему, сколько бы времени это ни потребовало. Из дальнего угла на меня с одобрением смотрела Джилл. Я пытался понять, откуда во мне взялась сила, которая позволяла лучшей части моей души помогать Эли, – сила, трепетная в буквальном смысле, то есть наполняющая меня священным трепетом.
Глаза у мальчика были закрыты, но он успел пробормотать: «Мистер Гудгейм, я вас не виню».
Я не успел ответить – он уже спал.
Джилл поднялась вместе со мной по лестнице и спросила: «Как ты?» Я вежливо ответил, что мне нужно побыть одному, проскользнул в спальню и запер за собой дверь.
Дарс была уже там. Она влетела через открытое окно и смотрела на меня с гордой улыбкой.
– Путь вперед лежит через этого мальчика, – сказала она еще решительнее, чем прежде. У меня не было сил отвечать – я просто упал вперед, в ее горнюю сущность, она обволокла меня своими теплыми крылами, и я потерял сознание.
На следующее утро я проснулся у себя в постели, а Дарси исчезла. Я собрал с кровати четырнадцать перышек, в качестве доказательства, что мое неисповедимое свидание мне не приснилось.
Джилл, разумеется, уже ушла, как и в любое другое утро – обеспечивать завтраком добрых жителей города Мажестик в штате Пенсильвания.
Эли все еще спал на диване, так что я поставил кофе, сделал яичницу и поджарил тосты. Словно по волшебству, он приплелся на кухню ровно в тот момент, когда я ставил тарелку с его едой на стол. Оказалось, что кофе он любит без молока, так же, как и я. Мы ели, сопровождаемые звуками вилок и ножей, скребущих по тарелкам, а также звуками мужчин, жадно заглатывающих пищу, а потом Эли зарядил посудомойку, а я отскреб сковородку.
Потом Эли сказал:
– Я не собираюсь возвращаться в школу и не могу возвращаться домой.
– Хорошо, – сказал я.
– В каком смысле «хорошо»?
– Хорошо, – повторил я, придав своему голосу оттенок понимания и беззаботности, что немного разрядило обстановку.
Полагаю, он ожидал от меня проповеди или списка последующих действий – он склонил голову немного набок, правым ухом к правому плечу, и приподнял брови, выражая таким образом неуверенность.
– Говорят, вы поехали головой, – сказал он после паузы. – Типа реально того.
Я такого раньше не слышал, но эта информация меня не удивила. Я решил не отвечать, а слушать дальше. Поддерживать интерес, как Вы всегда советуете в любой ситуации.
– Вы в самом деле? – продолжил Эли, когда стало ясно, что без явно поставленного вопроса я отвечать не собираюсь. – В смысле чокнулись.
– Как тебе кажется, я сошел с ума? – задал я встречный вопрос, не спуская с него взгляда, пока он сам не отвернулся. То есть я снова использовал один из Ваших юнгианских приемов.
– Мне кажется, что все остальные сошли, – сердито выпалил он наконец, и тут в глазах его опять показались слезы, а одна даже выкатилась ему на щеку, и он сразу же вытер ее тыльной стороной руки.
– Мне иногда помогает прогулка, – сказал я. – Хочешь пойти пройтись вместе со мной?
Он кивнул, и весь остаток дня мы с ним гуляли. Думаю, мы прошли в общей сложности миль восемнадцать, обменявшись едва ли парой слов. Но наша непосредственная близость друг к другу во время путешествия, похоже, очень помогла. Чем дальше, тем больше я уверялся, что и ему мое присутствие помогало ничуть не меньше. Так мы шли и шли, вместе напитываясь силой. И наше доверие к ниточке с Лукасом на одном конце и Эли на другом росло, чем больше мы ее испытывали на прочность.
На обед Джилл принесла домой несколько кусков домашней лазаньи, которую мы жадно проглотили, усевшись в столовой.
– Чем вы двое сегодня были заняты? – спросила она.
– Просто долго гуляли, – сказал Эли.
– Понравилось? – спросила она, и мы с Эли одновременно кивнули. Вдохновленный, я предложил всем вместе после обеда пойти на Мэйн-стрит купить мороженого. Дарси очень любила так делать по весне, теплыми вечерами, такими, как нам преподнесли в тот день. Эли и Джилл радостно согласились, и мы пошли к «Морожено положено» – как Вам наверняка известно, излюбленному заведению всего Мажестика. Хотя, как я теперь понимаю, я никогда не видел Вас там лично. Вне Вашего кабинета я видел Вас только в кинотеатре «Мажестик», потому что мы оба очень любили кинематограф. Помните, тем вечером, когда случилась трагедия, под развешанными в фойе черно-белыми фотографиями из сороковых и пятидесятых мы с Дарс обменялись любезностями с Вами и Вашей женой Леандрой – необычное происшествие, поскольку Вы всегда настаивали на неприкосновенности психоаналитического ящика, что означало полное отсутствие контакта вне анализа. Наверняка помните. Первый и единственный раз, когда мы говорили друг с другом вне кабинета. Мы обменялись улыбками и вполне внятными приветствиями. Дарс сказала Леандре: «С Рождеством», и Леандра в ответ сказала ей: «С праздником». Первый и единственный раз, когда наши жены общались. Не знаю, считать ли этот случайный обмен репликами зловещим или же благостным. Наверное, можно его расценить и так и так. Но в любом случае он кажется значительным, правда?
Впрочем, вне зависимости от того, любите ли Вы мороженое и знакомы ли с вкусовым великолепием «Морожено положено» – где мы с Дарси даже подрабатывали как-то вместе в летние каникулы, – первые предвестники беды в тот вечер, когда мы с Джилл и Эли решили купить себе по порции, появились еще по дороге. Пешеходы, которые встречались нам по пути, бросив на нас один взгляд, немедленно переходили на другую сторону улицы, и каждый раз
