кулаками подушку. — Дурак, растяпа!.. Урод! — вспомнил он любимое выражение тёти Петуньи. — Что я наделал?! Они уехали и неизвестно когда вернутся, и они… и они не знают, что я их люблю… Я не успел им сказать об этом! Что я за человек такой, не понимаю?..
Да нормальный ты ребёнок, Келли, не терзайся так. Но увы, Келли нас не слышит, слишком сильно придавленный виной. Такое иногда случается с детьми, когда кто-то из семьи ненадолго уезжает и ненароком рушит хрупкий мир ребёнка, который слишком близко к сердцу принимает все недочеты и проступки, совершенные им в то или иное время, и пусть о них никто ничего не знает, сам малыш считает себя виновным во всём.
Вот так изведя себя до полного уничижения и обозвав себя со всех сторон, изничтоженный детской совестью Келли вскочил с кровати и скользнул к окну. В небе светила яркая луна, щедро изливая на землю нежное голубоватое сияние, смягчая своим светом нестерпимое бриллиантовое сверкание звезд, рассыпающих колючие алмазные искры. По аллеям сада стлался такой же нежный пушистый туман, и в нём, в глубине аллеи, нечетко промелькнули две большие тени.
Вся хандра Келли вмиг куда-то испарилась, и он, насторожившись, попытался рассмотреть, кто это там в саду полуночничает?.. Единственное, что он понял — это лошади. Уж не Верба ли? А если Верба, то с кем?.. Ребёнок так устроен, что любое огорчение ему надо заменить чем-то интересным и хорошим. Келли был расстроен и срочно нуждался в позитиве, так что не будем его ругать за самовольную ночную отлучку, а скрепя сердце проследуем за ним. Присмотрим, так сказать…
Только нагнав, Келли понял, что ошибся, это были не Верба с другом, а кони Гренковичей — вороной Ян Малкольм и мышастый Леголас. Именно шкура Леголаса ввела Келли в заблуждение — издали, да ещё в темноте, оленью масть легко можно спутать с серебристо-бурой шерсткой Вербы. Разочарованно вздохнув, Келли собрался повернуть обратно, как вдруг жеребцы привлекли его внимание странным движением голов. Они взмахнули ими. Вправо-влево, вправо-влево, снова и снова, словно разминая шеи перед каким-то важным действом…
Завороженный Келли пригнулся к кустам и подобрался поближе, заинтригованный непонятными действиями скакунов. А те размялись и перешли к основному делу. Прошлись рядышком по кругу широкой машистой рысью, ритмично помахивая головами в такт. Широченную грудь вороного андалуза и мышастого полукровки обвивали плети тумана, шлейфами стелящегося за ними, сверху их спины и шеи ярко освещали струи лунного света, а алмазный блеск звезд словно отражался на атласе шкур, искря и играя тысячами огоньков. Проследив за конями с минуту, Келли оцепенел, начав улавливать в их движениях явную закономерность.
Ян Малкольм с Леголасом то шли летящим шагом, высоко вымахивая передние ноги и развеивая копытами седую одымь и дробя её на мириады тончайших завитков, то останавливались и с жеребцовым гоготом с места взвивались в синхронные высочайшие свечки, полностью растворяясь в тумане. Опустившись обратно, они, развернувшись передом, шли в пляшущем галопе, ритмично меняя ноги и раскачивая корпус на скаку. Иначе говоря — кони танцевали под луной…
Совершенно опешив, Келли, затаив дыхание, смотрел, смотрел, смотрел и смотрел, не смея дышать и даже на миг боясь отвести глаз, неотрывно смотрел на невозможных, непостижимых и таких волшебных лунных танцоров.
Рядом с собой он почувствовал чье-то присутствие. Глянув вбок, Келли увидел Вербу, такую же застывшую и обалдевшую, как он. Совершенно круглыми глазами она смотрела на Леголаса, явно покоренная его статью и грацией.
— Ты тоже это видишь, Верба? — завороженно выдохнул Келли. Его взор затуманился, когда он представил, как точно так же под луной танцует его тоненькая изящная лошадка. Это было бы так прекрасно!..
На завтраке Келли не удержался — рассказал, что бегал ночью в сад и видел там нечто невероятное.
— Они танцевали там, папа, мама! Танцевали вальс, так плавно, и так… так одинаково. Кружили в паре, как леди и лорд!
Это всё, на что хватило словарного запаса Келли, не умел он пока выражать свои мысли гладко и красиво. Думать можно как угодно красочно, но высказать всё словами сумеет не каждый.
— Кто танцевал в саду ночью, Келли? — переспросил Элронд.
— Лошади миссис Гренкович, папа, — ответил мальчик.
— Да нет, — улыбнулся Элронд. — Никогда не слышал о том, чтобы лошади танцевали. Тебе это, наверное, приснилось, Келли?
— Ничего не приснилось, я правда их видел!
Но маленькому Келли взрослые эльфы не поверили, ещё и пожурили за то, что ночью покидал спальню. А завтрак, как назло, проходил без людей…
Они готовились к открытию манежа, спеша устроить грандиозную встречу королю, чье прибытие ожидалось со дня на день.
Этот день настал. Арвен с Эльдарионом и девочками с восторгом обняли мужа и отца. Сам Арагорн, посветлевший лицом и сияя серыми глазами, принял в теплые объятия Элронда. Если кто не помнит, то это именно Элронд вырастил и воспитал Эстеля-Элессара, когда тот рано остался без отца.
А потом… Потом был манеж. И танец. В зале хорошая акустика — бравурная мелодия марша слышна всем, и игру арфистов и флейтистов каждый мог оценить по достоинству.
Лери, тоненькая и грациозная, одетая в элегантное светлое платье, скользила в танце, а вокруг неё, в точности следуя её указаниям, двигались четыре лошади. Их балет почти невозможно описать, это надо видеть!.. Кони синхронно совершали пируэты, перебрасывали вес с ноги на ногу, плавно раскачивая корпус, и кружили, кружили, кружили совершенно одинаково, зеркально повторяя маневры друг друга и хозяйки. Этот совместный, человечье-лошадиный танец буквально приморозил эльфов к порогу. Замерев, стояли и смотрели, не сводя глаз и не дыша, на завораживающие волшебные скольжения сказочных коней. А кони действительно были божественно прекрасны! Горели глаза, широко раздувались ноздри, шелками развевались тонкие длинные гривы, стучали точеные копыта на грунте манежа, взвивая вокруг ног маленькие песчаные вихри. Свистел воздух, рассекаемый пышными хвостами, и играли-искрили солнечные блики на атласных шкурах.
И главное, ритм поймали так точно… Музыканты захвачены врасплох, играют по нотам, а сами чуть душу Элу Балинору не отдают, так сильно их изумление. Играют музыканты и плачут, на сказочных танцоров глядя… А те выплясывают, всё новые па и пассажи творят: прыжок на месте, разворот задом, приплясывающий ритмичный пробег с менкой ног, мощная раскачка корпуса, пируэт передом, новый подскок с отлягом в воздухе, поклон и песада — высокая, прямая, идеальная! Завершающий аккорд стихающего марша, эхо, улетающее к сводам, и крик
