Книга Дорогая Эмми Блю - Лиа Луис

Именно здесь, в кухне Аманды и Жана Моро, я впервые осознала, что люблю Лукаса. Это случилось шесть лет назад, за две недели до Рождества. Мы вернулись с праздничного обеда, который устроил друг Лукаса по работе. Он решил уволиться и начать собственный бизнес, а ещё после нескольких попыток ЭКО наконец выяснилось, что они с женой ждут ребёнка. Он произнёс целую речь в тёмной комнатке, которую снял в местном баре; небольшие кусочки Лукас переводил для меня, приговаривая: «Слушай и учись, Дейдра Барлоу!»

Домой мы вернулись на такси, подвыпившие, но не пьяные, и внезапно разразился такой гром, что мы остались ночевать в доме его родителей, не рискнув пройти крошечное, но опасное расстояние до пристройки. Перешёптываясь, мы на цыпочках прошли в огромную, тускло освещённую кухню, как подростки, которые вернулись домой слишком поздно. Сварили кофе, стараясь не шуршать пакетами печенья, найденными в шкафу.

Ссутулившись над гладким чёрным мрамором обеденной стойки, я смотрела, как его волосы растрепались от дождя, щеки покраснели от холода, смотрела, как он пил и ел, смотрела на его серые глаза и золотые ресницы, на веснушки на его носу и щеках, и внезапно ощутила это чувство. Это притяжение. Это тошнотворное напряжение в животе, будто волнение, возбуждение и страх – все слилось в один шипящий, горящий шар в моем кишечнике. Меня словно отбросило ядерным взрывом. Я стояла напротив Лукаса в тишине кухни, дождь стучал по окнам, но мне казалось, будто неведомая сила швырнула меня через всю комнату. Я поняла. Именно тогда я поняла.

Он улыбнулся мне. Его бледно-голубая рубашка была вся в пятнах дождя. – Где ты, Эмми Блю?

– Нигде, – я сглотнула. Мёртвая тишина дома давила на меня, побуждая признаться. – Нигде.

– Ты уверена?

Я вновь кивнула и сказала, прижав пальцы к тёплому фарфору кружки:

– Эта речь… и то, как расплакалась жена Патриса… я думаю о них.

Лукас поставил кружку, положил руки на стойку. Серебряные часы на его запястье постукивали по мрамору.

– Очень трогательно. Ты про историю о том, как они встретились?

– Да, – ответила я. – Они ведь знали друг друга с детства, но им понадобилось двадцать лет, чтобы разглядеть друг друга.

– Удивительно, – Лукас улыбнулся, свет отражался в его глазах. – И два брака. Ты только представь. Ты встретил человека, который создан для тебя, уже в двенадцать лет, но ещё двадцать ушло, чтобы это понять. Довольно грустно.

– Но любовь стоит того, чтобы ждать.

Он кивнул, глядя на меня. И в этот самый момент, впервые за всё время нашей дружбы, за всё то время, что мы спали бок о бок и передавали друг другу полотенца сквозь приоткрытую дверь ванной, время, когда он, не смущаясь, знакомил меня со своими девушками, я ощутила, что нахожусь к нему слишком близко, и это невыносимо. Потому что я люблю его и всегда любила. И не могу об этом сказать.

Семь недель спустя я встретила Адама, своего первого «настоящего» молодого человека, а ещё через три недели Лукас стал встречаться с коллегой по работе. Это были его первые отношения в том году, и я восприняла их с облегчением. Это была прекрасная причина ничего не говорить. Затолкать свои чувства поглубже, будто они вот-вот вывалятся из шкафа, и поплотнее закрыть дверь.

На какое-то время приём сработал; может быть, поэтому мы с Адамом съехались так быстро – его появление приглушило мою тоску, отвлекло от чувств, охвативших меня в тот дождливый вечер за кухонной стойкой.

Сегодня вечером эта стойка уставлена сверкающими тарелками и стойками, на которых высятся нежнейшие кремовые десерты, приготовленные мамой Лукаса – она успешно закончила первый год обучения во французской кулинарной школе. Теперь она решила закатить десертную вечеринку – звучит легкомысленно и непринуждённо, но напоминает светское мероприятие, куда все мужчины должны явиться в смокингах и галстуках.

– Карамель – вот с чем у меня проблемы, – говорит Аманда Яну и Афине, бывшим соседям Моро, которые приезжают последними. – Мне кажется, Афина, это одна из тех вещей, что стоит лишь немного отвлечься – и пуф! Всё испорчено. Как с вареньем. Как с соусом бешамель.

– Ты просто гений, – отвечает Афина, сжимая в руке с безупречным маникюром белую тарелочку размером с блюдце. – Даже не знаю, с чего начать. А ты, Ян?

– Ну что ты, я только учусь, – Аманда смеётся, и её глаза сужаются, совсем как у Лукаса. – А эти вы пробовали? Я добавила в них розовую воду, Ян. Даже если ты не любишь розовую воду, я настаиваю, чтобы ты попробовал. Ну-ка, давай!

Я стою чуть поодаль, у раковины, с бокалом вина. Пришло намного больше народу, чем я ожидала. Хотя не знаю, чему тут удивляться. Моро обожают закатывать вечеринки, и каждая из них, даже по самому скромному поводу, напоминает те, что я в детстве видела по телевизору. Тарелки с теплыми золотистыми канапе, крошечные мисочки с оливками и блестящими от масла закусками, мужчины в дорогих рубашках и женщины на каблуках, вручающие подарки, уместные скорее на свадьбе. И неоновые коктейли, которые взбалтывает, смешивает и разливает работник местной сети ресторанов.

– Я хотела прийти в футболке, – успела я шепнуть на ухо Лукасу. – Нацепила блузку, только потому что с футболки не отстиралась «Нутелла».

– Ты же знаешь маму с папой.

– Люк, вон та женщина – в жемчугах!

– Это наш мэр.

– Ну ещё бы.

– Что не так? – Лукас хихикнул.

– «Только семья и близкие друзья», – сказала твоя мама. Скромная вечеринка. Я думала, вроде той, что в прошлом месяце устроила Рози. Мы сидели на улице и ели фастфуд, и к нам заявился её усатый сосед…

Лукас рассмеялся в бокал с апельсиновым соком.

– Буду рад узнать побольше об усатом соседе, – сказал он, – но мне нужно забрать Мари.

И вот я стою тут и жду, когда уже вернётся Лукас. Больше я никого тут не знаю, не считая Жана и Аманды, и не могу вмешаться в разговор, а единственный человек, который попытался со мной заговорить – мэр в жемчугах, но я ни черта не поняла на её ужасно громком и чрезмерно эмоциональном английском, напоминающим скорее неандертальский диалект, и она, смущённо рассмеявшись, ушла, несколько раз обернувшись через плечо, чтобы, видимо, проверить, не напрыгну ли я на неё сзади и не проломлю ли ей голову. Но, не считая этого, мне тут уютно. Это своего рода мой второй дом, потому что у меня и первого-то никогда не было. Мою комнатку на Фишерс-Уэй я ещё не воспринимаю как дом, да и квартиру, где мы жили с Адамом, я тоже так не воспринимала. Но тут мне хорошо. Обо мне заботятся. Может быть, поэтому я ощущаю, что здесь мой дом. Может быть, это совсем не место, а чувство. Что тебя понимают, о тебе заботятся. Тебя любят.