бы вы ни умоляли их остаться.
ГЛАВА 8
Хоккей? Я ведь ее почти не знаю
Хейз
Я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на предупреждающие признаки колоссальной головной боли, но боль уже поселилась у меня за глазами. Гнев — это быстродействующее вещество внутри меня, и оно замыкает каждый нерв в моем теле.
Сегодня я не в своей тарелке, и тренер это заметил. За завтраком я не заметил, как прошло много времени. Это была первая тренировка, на которую я опоздал.
— Холлингс, что, черт возьми, с тобой происходит? — кричит тренер, в его тоне слышится раздражение.
Тренер гордится своей хоккейной командой. Его настоящее имя — Джон Лабановски. Он был центровым в «Теннесси Чейзерс», но ему пришлось уйти из команды после того, как он получил травму коленного сустава во время своего шестого сезона в НХЛ. Тренер был хорош, возможно, он был одним из лучших игроков, которых когда-либо видели Теннесси Чейзерс. Он очень вдохновил меня, когда я пришел в хоккей.
Я вынимаю капу и останавливаюсь на месте.
— Простите, тренер.
Он показывает пальцем, приглашая меня подойти. Черт.
Я провожу большим пальцем по стертым до крови костяшкам пальцев, которые все больше теряют цвет, по мере того как разочарование морщит мой лоб.
— Пожалуйста, скажи мне, что твой поздний вечер состоял из того, что ты нашел способ решить эту проблему с дочерью Талаверы.
— На самом деле так и было.
Руки тренера складываются в замок под щетинистым подбородком.
— Мне не нужно знать подробности, сынок, но я полагаю, что твой агент уже проинформировал тебя о том, что нужно делать?
— У нас был… довольно долгий разговор на эту тему, — стыдливо признаюсь я.
— Слушай, я рад, что команда начнет получать хорошую репутацию, но игра уже завтра, и, судя по всему, ты играешь не в полную силу, — резко бросает он, и его голос врезается в меня, как щелчок сотни скрипичных струн в пустом зале. — Я понимаю, что у тебя есть жизнь вне хоккея, но хоккей должен быть твоим основным занятием, центром твоего внимания. Ты это знаешь. Я был терпелив с тобой, снисходителен. Это привилегия.
Он прав. Это привилегия. Мне повезло, что я здесь, и я должен убедить хоккейный мир, что мое место в Жнецах. Я выложился на полную, чтобы попасть сюда. Я не могу позволить плохой прессе остановить меня. Я должен думать о своей репутации. Если я хочу сделать долгосрочную карьеру в НХЛ, мне придется провести ребрендинг своего имиджа, как и сказал мне Бристол.
Мне нужно убедить Айрис в необходимости отношений со мной. Она — мой билет, чтобы сохранить место в Жнецах. Она — мой билет, чтобы вернуть мое уважение. Но если я хочу, чтобы хоккей был в центре моего внимания, я не могу зацикливаться на каких-то досадных чувствах к ней.
— Он и есть центр моего внимания. Уверяю.
Тренер был для меня как отец, и все, что я хочу сделать, — это чтобы он и моя команда гордились мной. Все в Жнецах готовы дать мне шанс, несмотря на дурную славу, которую я им принес. Это моя жизнь. Это все, что имеет значение.
Его глаза внимательно изучают меня, и я чувствую себя образцом под его микроскопом.
— Поверю в это, когда увижу. Я без проблем понижу тебя до четвертой линии, слышишь? Не до второй, не до третьей, а до четвертой. Если ты будешь играть как недоучка, я позабочусь о том, чтобы твое игровое время сократилось вдвое.
— Понял, тренер, — отвечаю я, и только стук моего сердца заставляет меня быть начеку.
Решимость наполняет каждый мой шаг, когда я снова выхожу на лед. Тренер заставляет нас пройти через серию упражнений по броскам, передачам и обороне, прежде чем объявить тренировку.
Бристол подходит ко мне, прижимаясь бедром к моему.
— Чувак, фанаты сходят с ума, — говорит он мне, его речь слегка затруднена из-за капы.
Я качаю головой, смущаясь.
— Из-за чего?
Губы Бристола складываются в гордую ухмылку, и он ударяет своей перчаткой по моему шлему.
— Из-за девушки, с которой тебя заметили вчера вечером.
Мои суставы, по ощущениям как желе, словно только что упали с высоты десяти этажей. Даже коньки не могут удержать мои колени от подгибания.
— Фотографии уже выложили?
— Не только выложили… Они залетели в тренды. И не только фото. Я видел несколько довольно затейливых видео. В моем Instagram полно твоего раздражающе привлекательного лица.
Я подбегаю к боковой линии, беру бутылку с водой и выливаю ее себе в рот, а затем выливаю остатки на лицо. Холодная жидкость стекает по моей шее и проскальзывает по ключице. Мне нужно охладиться.
— Думаю, это хорошо. План работает, я имею в виду.
— Это лучше, чем хорошо, Хейз. Ты выглядел искренне счастливым, разговаривая с ней. — Бристоль снимает шлем и встряхивает мокрыми от пота волосами. — Ты собираешься ей рассказать?
Мой язык проводит по нижней части губ.
— Рассказать ей?
— Что тебе нужно завязать с ней фальшивое отношения? — Бристол отвечает, незаметно подрагивая челюстью.
Я опираюсь подбородком на конец своей клюшки, позволяя ей принять на себя часть моего веса.
— Я имею в виду, да, таков план, — говорю я, но его неуверенность вызывает трепет в моем нутре, как будто внутри меня взорвалась пушка с конфетти.
— Я бы так не поступил, — раздается голос у меня за спиной. Это Кит.
— Почему? — спрашиваю я.
— Это будет неправдоподобно. Люди могут учуять фальшивые отношения за версту, особенно хоккейные фанаты. Если они узнают, что ты разыгрываешь спектакль, чтобы добиться их расположения, у них будет еще больше причин ненавидеть тебя, — объясняет он с таким видом, будто это самая очевидная вещь в мире. — Если она узнает, это может повлиять на то, насколько подлинными будут ее действия.
Моя уверенность падает.
— Черт.
Я не думал, что мне придется врать ей об этом. Не знаю, смогу ли я. Айрис — хороший человек. Она не заслуживает того, чтобы ей лгали. Она и так через многое прошла, и меньше всего мне хотелось бы усугублять ее страдания. Но если в ближайшее время я не изменю ход событий, то могу попрощаться с жизнью со Жнецами, когда меня продадут.
Бристол так же ошеломлен, как и я, потому что он смотрит на Кита как на сумасшедшего.
Кит, кажется, не обеспокоен ни одной из наших реакций. Хотя, конечно, он не самый сочувствующий человек.
— Я не знаю, Кит… — Мое сердце болезненно давит на грудную клетку, угрожая вырваться
