музыка. Девочка и принц сидели, склонив друг к другу головы. Он легонько звякнул своей чашкой о ее и улыбнулся.
– Что еще нужно мужчине? Хороший кофе, прекрасная компания…
– И печенье, – добавила девочка и откусила кусочек.
– О, я не ем сладкое. – В голосе принца прозвучали строгие нотки. – И тебе не советую, лапочка.
– Да, пожалуй, ты прав.
Девочка торопливо отложила недоеденное печенье. В кофе она тоже добавила сахара, иначе она эту горечь терпеть не могла. К счастью, принц не заметил. Он заглянул ей глубоко в глаза и тихо сказал:
– Знаешь… Вообще-то…
– Вообще-то что? – промурлыкала она.
– Вообще-то… ты бы лучше распустила волосы. Тебе бы очень пошло.
– Да? Мне удобнее с хвостиком.
– Ну нет… – Принц пропустил между пальцами выбившийся у нее локон. – У женщины должны быть длинные волосы. Чтобы водопадом рассыпались по плечам.
Он осторожно стянул резинку с ее хвоста. Спутанные пряди беспорядочно попадали на плечи. Она поскорее пригладила их.
– Целый день провела на улице, в выхлопных газах, – объяснила она. – Обычно мои волосы лежат лучше.
– Неплохо бы чуть подровнять концы, – сказал принц. – И, пожалуй, заодно привести в порядок брови. Ты можешь быть очень красивой, если захочешь.
– А-а-а… э-э-э… спасибо.
– Отведу тебя к своему мастеру, хорошо? И куплю тебе новое платье.
– А что не так с…
– Ничего. Ну, как тебе сказать? Ладно, не будем об этом. Тебе не кажется, что наша сегодняшняя встреча предопределена судьбой? Как в сказке.
– Вообще-то, жизнь не сказка, – услышала девочка собственный голос.
– Нет? – удивился принц.
– Каждый день заправляешь постель, собираешь сумку и выходишь за дверь, вот и все.
– Фу, как буднично! – Принц слегка отодвинулся. Ножки стула царапнули гладкий пол.
Ах, она бы и рада. Но нет, все же нет.
Какие бы красивые ни были у него глаза, она скучала по преданному взгляду лягушонка. Она ведь даже не попрощалась с ним утром. А вдруг он решил, что она больше не вернется? Девочка вдруг поняла, что ей бы совсем этого не хотелось.
Она взяла мяч и сумку. Заикаясь, выдумала какую-то отговорку. Но принц ее и не удерживал.
Еще в палисаднике до нее донесся отцовский смех; лягушонок весело подквакивал. В доме пахло жареными хлебцами и горячим шоколадом, и ее ждали три пары радостных глаз.
– Здравствуй, дочура! – обрадовался отец. – Как долго тебя не было!
– Ах… – Она поставила сумку под вешалку. – Не так уж и долго.
– Нам показалось, что долго, – сказал лягушонок. – Но ты вернулась.
Мама встала.
– Пойду готовить ужин.
– Тебе помочь?
– Не нужно. Потом посуду помоешь.
– А я вытру. – Лягушонок прыгнул девочке на руку и устроился в сгибе локтя. – Попробуем еще разочек перед ужином? – тихо проквакал он. – У меня такое чувство, что сегодня, может быть, получится, как думаешь?
Девочка взглянула на его зеленое тельце, на большой рот и подумала: «Вряд ли». Но улыбнулась и ответила:
– Давай попробуем.
Борода
I
Девочки сидят за столом, перед каждой – раскрытая книга. У Анны – толстый учебник истории, страницы сплошного текста мелким шрифтом со сносками внизу, которые она едва способна прочесть и понять, но ее глаза упрямо скользят по строчкам. Книга Лизы намного тоньше, более детская, с картинками. Анна читала ее, когда ей было лет пять.
Видит ли это преподобный?
Похоже, что нет. Пастор едва удостоил девочек взглядом, лишь коротко кивнул им, когда вошел в комнату и втиснул свое грузное тело в отцовское кресло, так что отцу пришлось скрючиться рядом с матерью на жесткой скамье. Перед взрослыми стоят три чашки кофе и большой пряник с начинкой, над которым мать тряслась весь день. Дважды замешивала тесто и едва решилась подать угощение на стол, как будто ее выпечка никак не может прийтись по вкусу бородатому гостю. Преподобный еще не притронулся к прянику. Он все сидит и говорит, его голос заполняет гостиную. Говорит он долго – о деревенских проблемах, о последних новостях, о Библии. Время от времени отец с матерью вставляют словцо-другое, но большей частью просто кивают.
Анна пытается одновременно следить за беседой и сосредоточиться на своей ученой книге. Это и так непросто, а тут еще Лиза ерзает на стуле. Анна бросает на нее полные ненависти взгляды.
– Сиди спокойно! Читай!
Родную сестру, конечно, положено любить, но любовь к Лизе Анна чувствует редко. Обычно она старается держаться от нее подальше. Лизе-то, поди, все равно, ее и так все любят, без особых причин. Так было с тех пор, как она очаровательным младенцем лежала в колыбельке. Эти щечки, глазки, губки, которые всегда лучезарно улыбались, даже когда было не до веселья!
«Какое сокровище! – умилялись гости, все до единого. – Не ребенок, а подарок судьбы!»
И рядом с этим подарком стояла Анна.
Позже у Лизы еще и отросли длинные волосы, вьющиеся и такие светлые, как ни у кого во всей деревне. Прохожие неизменно оборачивались ей вслед.
Какое сокровище! Какой чудесный ребенок!
«Красота – всего лишь внешняя оболочка и не главное в этой земной долине слез», – твердили девочкам родители. Они всегда обращались с сестрами одинаково и одевали их в одну и ту же одежду. Ничего фривольного или броского, Лиза обычно донашивала старые вещи Анны. Но сидели-то они на ней лучше, куда лучше.
Преподобный понизил голос и слегка склонился к родителям девочек.
– Признаюсь, в деревне ходят, э-э-э… слухи. Соседи злословят. Но, я полагаю, вы-то не верите в подобные выдумки? А это именно выдумки и ничего больше. Выдумки и ложь! – Его голос срывается.
Отец с матерью спешат объяснить пастору, что они не такие, в подобное не верят и никогда не верили, а тем, кто распускает сплетни, место в аду, хотя желать такое своим ближним, конечно, грех, а не выпьет ли преподобный еще чашечку кофе?
Преподобный выпьет. И съест еще один кусок пряника – первый он проглотил в два приема. Жуя, он заводит речь о том, для чего, собственно, пришел.
«Наконец-то», – думает Анна. Потому что ей давно известно, зачем он здесь.
С тех пор как исчезла последняя горничная, ему требуется новая помощница по хозяйству. С проживанием.
Конечно, нехорошо много о себе мнить, но Анна знает, что идеально подходит для этой работы. Она старательна, трудолюбива, умна и скромна. И, если захочет, сможет стать еще лучше. А она хочет, еще как!
«Если меня возьмут, – думает она, – я
