пацана. Так-то он хороший был, хоть и нарик конченый.
Что ж, одной загадкой стало меньше, автор граффити — наркоман по имени Никитос. Марина подумала, что каким бы ни был этот парень, но пользу своей настенной живописью он всё же принёс, предоставив хоть и скудную, но всё же информацию. И было горько, что его больше нет, очень хотелось выразить ему благодарность. Пришлось поблагодарить мысленно, словно он ещё живой.
— Мы начали действовать совсем недавно, — вернулась к главной теме Нонна. — До этого мы с Ингой вдвоём что-то пытались делать, присматривались, наблюдали, а в сентябре к нам Ярослав и Вадик присоединились.
С трудом скрывая недоумение, Марина посмотрела на мальчишку. Присоединился? Серьёзно? Она-то думала, что он или внук Нонны, или сын Ярослава, или, по крайней мере, брат Инги. А теперь выходит… беспризорник, что ли? Где, чёрт возьми, его родители? Ну в самом-то деле, не сбежал же он из дома?
— Я детдомовский, — предвосхищая её вопросы, буркнул Вадик. — Сбежал. Пришлось сбежать, у меня выбора не было. Возле интерната постоянно мрази паслись и только я их видел. Страшно было, особенно по ночам. Они из детей жизнь пили. Я однажды не выдержал, когда одна мразь к моему другу присосалась, и попробовал помешать… Все меня за психа ненормального посчитали. А воспитателям пофигу было, что некоторые дети слабеют, думали витаминов не хватает. А я рассказывать о мразях не пытался. Кому рассказывать, если даже друг мне не поверил? Да я бы и сам не поверил, если бы собственными глазами не видел этих чудищ. А однажды во время прогулки я увидел пятерых мразей за оградой. Они глядели на меня так, словно сожрать собирались. Я тогда в корпус рванул, а вечером совсем сбежал. А что мне ещё было делать?
— Получается, ты в розыске, — с сочувствием подытожила Марина. Законопослушная гражданка в ней даже не пискнула.
— Конечно же, он в розыске, — ворчливо подтвердила Инга. — Правда его только менты ищут, ну, может быть, волонтёры всякие, а монстры — вряд ли. Из нас четверых только Ярослав мразям крепко насолил. Точнее, им известно, что он насолил. Засветился по полной программе, прям как ты. Ко мне, Нонне и Вадику у них претензий нету. Мы все вместе провели недавно одну акцию, пятерых монстров электрошокерами вырубили, и кое-что полезное выяснили, но на нас тогда были балаклавы. Так что, мы вне подозрений.
— Зато я… — вздохнула Марина.
— Вы с Ярославом, — добавила Нонна. — Вам в отрытую в город лучше не соваться. Слишком рискованно. Так что, если у тебя там какие-то дела, работа — забудь. Считай, у тебя на лбу мишень нарисована. И, чем быстрее ты с этой мыслью свыкнешься, тем лучше. А понадобится кому-то из близких что-то передать, это сделает Инга, она у нас постоянно в город мотается. За мразями следит.
— Как разведчица, — Вадик посмотрел на Ингу, как на героиню, за что девушка наградила его улыбкой.
Марина разумеется была благодарна всем этим людям, однако компания, состоящая из пожилой женщины, девушки, мальчишки и странного любителя бухнуть ей виделась абсолютно не серьёзной. То, что их до сих пор мрази не сцапали — это везение. А ведь они ещё и акции какие-то умудряются проводить, да и сегодня неплохо так себя показали. Хорошие люди, не равнодушные, но Марина предпочла бы, чтобы на их месте был отряд спецназа, вооружённый до зубов и с хитрым оборудованием.
— Как вы вообще друг друга нашли? — она постаралась, чтобы в её голосе не проскользнуло разочарование, но, кажется, не вышло.
Инга и Вадик уставились на Нонну, будто только она обладала правом ответить на этот вопрос. Возникла пауза. Нонна побарабанила пальцами по столу, вздохнула.
— Знаешь, Марин, давай я тебе об этом расскажу как-нибудь потом. Не думай, это не от недоверия, просто… лучше потом. Когда мы лучше друг друга узнаем. Пока одно могу сказать: встретились мы все не случайно.
Марина не могла понять причину такой таинственности. Она ведь задала несложный вопрос, неужели нельзя было ответить конкретикой? Зачем наводить тень на плетень? Ей всё сильнее начало казаться, что эти люди не борются со злом, а играют в войнушку, придумав себе военные тайны, которые должны знать лишь избранные. Как дети, ей богу.
— Конечно. Расскажете, когда мы узнаем друг друга получше, — Марина поглядела на Ингу, на Вадика и ей вдруг стыдно стало за собственные мысли. Эти ребята ей жизнь спасли, а она расценивает их как последняя стерва. Всё от усталости. От стресса. От чувства, что ничего уже не будет как прежде. И наверняка её спасители относились к ней снисходительно, не замечая раздражения, потому что сами через всё это прошли и понимали, в каких она сейчас растрёпанных чувствах.
— Расскажите тогда, что вы выяснили о мразях, — Марина надеялась, что, хотя бы эту информацию они не спрячут под покровом таинственности.
Не спрятали. Роль рассказчицы, видимо на правах разведчицы, на себя взяла Инга:
— Ты уже, наверное, догадалась, что мрази раньше были нормальными людьми. Но я скажу больше: все они были одинокими…
То, что она рассказывала, Марина записывала в мысленный блокнот, подчёркивая красным самое главное. Каждое слово было точно деталь огромной головоломки, которую, казалось, невозможно собрать полностью из-за её абсолютной сюрреалистичности.
Инга поведала, что монстрами становятся в основном наркоманы и старики. Кто-то специально выбирал именно такую категорию людей. Зачем? На этот счёт не было никакой определённости. Однажды Инга долго следила за одним знакомым торчком, который в одночасье стал мразью, и сделала вывод, что тот больше не нуждался в наркотиках. Как отрезало. Но каким-то благом тут и не пахло, просто одно зло заменило другое, точнее — вытеснило. Ещё наблюдение: мрази ничем не руководствуются, выбирая своих жертв. Всё это дело случая и не более того, никто не застрахован. Жертвы слабеют, иногда теряют сознание. Кто-то потом быстро восстанавливается, кто-то медленно. Но бывали и смертельные исходы, люди умирали от сердечной, лёгочной, почечной недостаточности. Инга зафиксировала пятнадцать подобных случаев, но по её прикидкам их в десятки раз больше. На фоне населения огромного города это выглядело, конечно, не критично, в тех же автомобильных авариях гибнут тысячи, но сам факт, что к этому причастно нечто иррациональное, кошмарное, делало ситуацию из ряда вон выходящей, заслуживающей того, чтобы попытаться что-то изменить.
Ещё Инга отметила, что обычные люди, не имевшие опыта клинической смерти, мразей как будто не замечают. Проходят мимо, не смотрят, будто какая-то сила оберегает чудовищ от посторонних глаз, отводит взгляды. Никто не обращает внимания на одиноко стоящую во дворе старушку или щуплого
