перегрелся же ты, братец, на орбите!» Другие и вовсе сворачивали разговор, ссылаясь на занятость.
Отчаявшись получить хоть какую-то поддержку, Александр не спал всю ночь. Перед глазами у него стояли напечатанные им самим строки: «первый случайно обнаруженный представитель внеземной цивилизации», «открытие международного значения», «сложно недооценить важность дальнейшего изучения».
Утром он распечатал рапорт в десяти экземплярах и отправил руководству Космической корпорации и своему непосредственному начальству. Как и предупреждал голос, реакция последовала незамедлительно. К обеду за Александром уже прислали машину. Сперва его засыпала вопросами специальная комиссия, потом с глазу на глаз он повторил всё, что знал, руководству, а под вечер его отвезли в специальное учреждение, где в наглухо закрытом кабинете под прицелами видеокамер человек в штатском подробно расспросил его ещё раз, акцентируя внимание на мельчайших подробностях. После чего человек в штатском попросил его ожидать и вышел. Ожидая вердикт, Александр промаялся полчаса в пустом кабинете, когда штатский, наконец, вернулся. Александра попросили немедленно проехать в лабораторию. Там у него тщательнейшим образом взяли все анализы, и с ним ещё раз обстоятельно побеседовал спокойный седовласый старичок профессор, по манере речи больше всего похожий на психиатра.
— Я не сумасшедший, — твёрдым голосом заверил его Александр. — И я не вру.
— Я верю вам. Верю, — успокаивающе заключил профессор и, переглянувшись со штатским, вышел из кабинета. Штатский последовал за ним.
Сотни разноцветных проводков тянулись от электродов на голове Александра, сплетённых в громоздкую конструкцию, тонкая линия записи прыгала по экрану, старательно выписывая пики и впадины, пока ассистент в белом халате в который раз задавал Александру всё те же вопросы. Снова и снова Александр терпеливо описывал первое появление голоса, свои ощущения, чудесное спасение, рассказ об инопланетном разуме и ночные разговоры.
За стеклом, глядя на выведенные мониторы, отображавшие всё в режиме реального времени, штатский вполголоса вёл беседу с профессором.
— Итак, что вы полагаете?
— Нет оснований для паники. Вероятно, просто некий неизученный нами синдром.
— Так вы полностью исключаете версию существования инопланетного разума?
— Уважаемый, я ведь учёный. Моё дело основывать свои выводы на фактах. А в данном случае мы опираемся на показания анализов. Взгляните на эту энцефалограмму. За сорок лет в профессии я не видал таких кривых.
— Прошу вас, профессор, выражайтесь понятнее.
— Налицо неестественно повышенная активность головного мозга. Ненормальное возбуждение, преобладающее над торможением. Импульсы, которые выбиваются за рамки адекватного состояния мозга.
— Что же он, сошёл с ума?
— Я бы не был столь категоричен. Ясно одно: по возвращении на Землю, а возможно, ещё и на орбите, у него возникла неестественная активность головного мозга, спровоцировавшая слуховые галлюцинации.
— Так вы отрицаете возможность того, что он действительно слышал реальные голоса?
— Отчего же. Не отрицаю. Напротив, уверен в этом. Как и в том, что эти голоса он сам и создал. Наш мозг порой творит и не такие чудеса, а воспалённое сознание тем паче.
— Когда будет завершено полное обследование?
— Мне бы хотелось понаблюдать за ним на протяжении полугода.
— Так долго?
— Случай действительно уникальный. Данный синдром науке не известен и подлежит детальному изучению.
— По-вашему, что могло послужить причиной?
— Кто знает. Возможно, влияние космической радиации. Или возбуждение от самого факта полёта на орбиту. Выход в открытый космос. Мозг человека — очень тонкий орган, почти не изученный. Осознание того, что космонавт — песчинка, висящая на тонкой ниточке в пустоте всей вселенной, не всем дано переварить.
— Итак, а видения?
— Галлюцинации.
— Значит, галлюцинации?
— Позвольте и мне спросить. У вас есть подтверждение его слов от остальных участников экспедиции? Экипажей прошлых лет? Астронавтов других стран?
— Нет. Мы опросили почти семьдесят человек, побывавших на международной космической станции за последние пятнадцать лет. Никто из них не слышал о голосе.
— Что ж, вы сами ответили на свой вопрос.
— Был, правда, его предшественник, Константинопольский Дмитрий.
— Ах, батя! Наслышан, наслышан! Не человек — легенда!
— Шесть экспедиций на международную космическую станцию.
— Вы знаете, что с ним случилось?
— Знаю.
— Я слышал, он живёт затворником после того, как его списали.
— Списали?
— По медицинским показаниям. Не прошёл комиссию. Всё-таки шесть полётов, девять выходов в открытый космос не проходят даром для организма. Ресурс человека небескончен.
— Напротив. Ваши сведения неверны. Комиссии он прошёл. Он ушёл сам.
— Сам?
— Об этом не говорят. Засекреченная информация. Подал в отставку.
— Что же тут секретного? Устал человек, имеет право отдохнуть. Может выступать с лекциями, помогать растить молодое поколение.
— Нет, здесь дело намного деликатнее. Нельзя допускать огласки.
— Так вам известно, где он сейчас?
— Мы не отслеживаем всех космонавтов. Это не входит в наши задачи.
— Бросьте. Вы хоть и в штатском, но меня не обманете. По долгу службы вы должны знать всё и про всех.
— Да уж, профессор. Вас не обманешь.
— Так вы знаете?
— Знаю.
— И?
— Подался в обитель.
— Обитель?
— Мужской монастырь. Где то на Среднем Урале.
— Что ж, — пожевал губами профессор. — Весьма неожиданно. Вот лишнее подтверждение того, что человеческая психика — хрупкая вещь, вроде хрустальной вазы. Стоит лишь раз пойти мельчайшей трещинке — и она уже никогда не будет прежней.
Закончив работу, Валерий развернулся, чтобы ещё разок посмотреть на Землю из открытого космоса. Она плыла под его ногами как разноцветный шар, такая громадная и прекрасная в своём величии. Сверху над головой раскинулась опрокинутая бездна, пугающая своей засасывающей чернильной пустотой, и одновременно манящая мириадами далёких созвездий.
— Жаль, что Алиса этого не видит, — подумал он, внезапно вспомнив о доме и о маленькой дочери, которая всегда с жадностью слушала его рассказы о космосе.
— Шланг, — ударил вдруг в уши незнакомый голос. — Шланг перекручен. Почти перетёрся. Может треснуть в любую секунду! Скорей возвращайся на станцию!
Панацея
Глава 1. Щупальца
В последнее время приступы повторялись всё чаще. Может так проявляла себя начинающаяся шизофрения? В такие моменты всё его естество, казалось, вытеснялось совершенно другим человеком. Полный переливающегося через край сладкого предвкушения, он застывал посреди лестницы с чашкой в руке, словно наяву наблюдая блистательную развязку своего тщательно лелеемого плана. Расплываясь в улыбке, он усмехался всё шире и шире, пока нарастающее напряжение внутри не прорывалось наружу потоком нечеловеческого хохота. Сгибаясь пополам, прислоняясь щекой к отполированному зеркалу деревянных перил, он изрыгал из себя приступы утробного гоготания, как вулкан, извергающий лаву. Слеп, глух ко всему окружающему, в такие моменты он упивался своей фантазией, тем, что ему вскоре предстояло сделать, но вдруг замирал на месте и, будто очнувшись от глубокого сна, растерянно озирался вокруг в поисках какой-то
