Костику принесли куцый салат и дымящийся горшок. Салат он заглотил, не разжевывая, а содержимое горшка аккуратно стал есть это ложкой. Запах от горшка исходил обалденный. Перед Игорем поставили тарелку с хинкали.
– Ёлки зелёные, Кость, как это есть-то?
– А вот смотри, – Костик ловко подхватил один за ножку и отправил себе в рот,– а хвостик не едят, хвостик сюда откладывай.
Какое-то время они ели молча, каждый думая о своём, потом Костик вернулся к теме.
– Я знаешь, что думаю? Деньги у нас как мотив не фигурируют.
– Не фигурируют, – подтвердил Игорь.
– Твоя мама в лотерею не выигрывала, никому ничего не завещала, наследник у неё ты один. Дорогу тоже никому не переходила, ну, кроме этой Максимовны. Никаких озлобленных актрисок, которым бы в роли отказала или чтобы она на работу в театр не взяла, таких тоже нет, я проверял. Месть тоже вроде как не вяжется тут.
Игорь только кивал.
– Ревность – тоже явно не наш случай. Ну, я не знаю что ещё?!
Игорь даже расстроился. Так многообещающе Костик начал, будто у него есть идея, а закончил никак.
– Ладно, Игорь, давай, я побежал.
Костик оставил под пустым горшком деньги, залпом выпил компот, пожал Игорю руку и пошел. Разговор оборвался также неожиданно, как и начался. По всему было видно, что у Костика на работе аврал: забежал на полчаса пообедать и обратно на службу. Это хорошо, значит, дело двигается.
Игорь попросил счет и набрал тёть Свету Волошину, чтобы договориться о встрече. Не смотря на то, что она приходила с пустыми руками, будет нелишним и с ней поговорить. Мало ли что.
Он расплатился и отправился в больницу.
Мама ждала его с нетерпением. Это было видно по её движениям, голосу, по тому, как она теребила край больничного халата.
– Ну, как, Игорёк, нашлись ключи?
– Ёлки-палки, мам, нет, но ты не переживай, я у себя уже замок сменил, чуть позже и у тебя поменяю.
– Ну, ты подумай: то одно, то другое! Самое неприятное – это ключи и документы терять.
– Нет, мам, – отшутился Игорь, – самое неприятное это потерять телефон.
– Слушай, Игорек, я тут вспомнила, не знаю, правда, имеет это отношение к делу или нет. Мы день рождения когда в ресторане отмечали, там какая-то заварушка у дядь Славы и Алексей Валентиновича вышла. Надька сказала, что дело чуть ли не до драки дошло.
Игорь поморщился. Алексей Валентинович был предыдущим руководителем театра и смахивал на глисту. Он был тощим, как жердь, сутулым, трусоватым и вряд ли способным на драку, в отличие от прямолинейного дяди Славы.
Какое-то время он был безответно влюблён в Максимовну. Вот, пожалуй, и всё, что Игорь о нём помнил.
– Вряд ли мам, но я узнаю.
– Хорошо, сынок.
Замок в маминой квартире оказался совсем простой и Игорь заменил его быстро. Больше времени ушло на то, чтобы сходить в магазин, отстоять в очереди и расплатиться наличными, отсчитывая копейки, потому что сломался терминал.
Игорь решил передохнуть и поваляться перед телевизором. Пульта на привычном месте не оказалось, он немного поискал, потом плюнул и сел на диван. На глаза снова попался фотоальбом, Игорь взял его на колени и уже хотел было открыть, как вдруг увидел волос. Ёлки-моталки, волос! На темной бархатной обложке он выделялся вполне отчетливо, и у Игоря перехватило дыхание.
Волос был белым, седым, сантиметров десять длиной – явно не Игоря. Мог ли он пристать к обложке раньше? До того, как Игорь брал его в руки и листал? Игорь аккуратно поднял обложку альбома, и волос легко соскользнул. Нет, не мог.
– Костик? Я нашел волос! – Игорь почти орал в трубку, – седой! На фотоальбоме! Я уверен, позавчера его тут не было.
– Игорь, жди, – с расстановкой ответил Костик, – сейчас будем с собаками.
И ключи. Ёлки-палки, ключи! Нет, не потерял он их. Ёпта, это что же получается? Кто-то из своих? А у кого была возможность?
С ужасом, Игорь признался себе, что возможность была у всех: у тёть Нади он выпил много чая и пошел в туалет; тёть Рита всё время была на виду, но в дом входил и выходил дядя Слава; а у тёть Лары в один момент зазвонил телефон в другой комнате, и она прошла через коридор, громко разговаривая, пока Игорь сидел на кухне. Попутно могла тихонько вытащить ключи из кармана. А если так, то получается, что виновен всё-таки кто-то из ближнего круга…
Седой из них не был никто. Тёть Рита красилась в блондинку, тёть Надя и тёть Лара всегда были брюнетками. Игорь стал мысленно примерять волос по длине. У тёть Риты вроде волосы длиннее, у тёть Лары явно длиннее, но она любила ассиметричные стрижки и стриглась в парикмахерских – волосы могли быть разной длины. Тёть Надя? Вот у неё волосы короче. Нет, не короче. Игорь пристально вгляделся в волос. Нет, точно не короче.
И все трое были у мамы дома после юбилея. И смотрели этот альбом. Не совпадение ли? Может быть, альбом и есть ключ ко всему? Может быть, что-то лежит в этом альбоме? Или лежало…
Игорь спрятал волос и стал переворачивать страницу за страницей. Все фотографии были на своих местах. В конце альбома ещё оставалось несколько пустых страниц, и между ними Игорь нашел письмо.
Судя по конверту с портретом Ильича на фоне красной звезды и надписью «7 ноября – День Великой Октябрьской социалистической революции», письмо было старым. Так и Есть, дата на штемпеле – 24 июля 1989 года, однозначно свидетельствовала о том, что Игоря тогда ещё даже и на свете не было. А сколько тогда было маме? До двадцати пяти. Да, это не только Игорь ещё на свет не появился, это мама с папой ещё, похоже, не познакомилась…
Игорь аккуратно достал из конверта тонкий листок из школьной тетради в клетку с полями, очерченными розовым, и фотографию. В мужской красоте Игорь не разбирался, но даже он понял, что мужчина на фото потрясающе красив. Он стоял в белой форме, кажется, морской, и задумчиво глядел вдаль.
Само письмо было написано крупным и красивым каллиграфическим почерком, совсем не мужским, и оказалось очень коротким. И стоило ради этого двойной лист из тетради вырывать?
«Люда, Людочка, милая моя… Пишу тебе из Майкопа. Вчера вечером я понял всё окончательно. Я люблю тебя и хочу быть с тобой. Уже завтра я буду в Туапсе, ночным рейсом выйду из порта. Я вернусь только через 4 месяца и, если повезёт, то сразу после возвращения попаду на «Славу». Это одно из самых больших китобойных судов, моя мечта с детства, что поделать, судьба жены моряка требует большого терпения. Надеюсь, ты дождёшься меня, и я заключу тебя в свои объятия. Люблю люблю люблю».
И подпись «А.А.». Отлично, подумал Игорь. Мог бы быть моим папой. Был бы я тогда красавцем. А, может, и хорошо, что мама его не дождалась – каким-то он кажется самовлюбленным. Надо будет потом как-нибудь спросить маму о нём.
