И вдруг Халил застыл в ужасе. Он видел, что напротив него у каменной стены в странных позах сидят и лежат несколько человек.
— Кто здесь?! — не помня себя от страха, закричал Халил.
«Здесь, здесь, здесь…» — гулко отдалось в пещере.
Фигуры не двигались, не реагировали на его крики. Халил не спускал с них глаз. Похоже было, что на них надеты шинели и солдатские сапоги.
— Мертвые… — прошептал Халил. — Ну, конечно, это мертвые!
Он хотел повернуться и задел ногой за что-то, лязгнувшее металлом.
Халил протянул руку, придвинул к себе странный предмет. К его удивлению, это оказался станковый пулемет. «Солдаты! Как они попали сюда?»
В пещере становилось все светлее, видимо, над ущельем взошло солнце. Халил посчитал — солдат было больше десятка. «Как они попали сюда?» — в смятении думал он.
Пулемет… Да это же знаменитый «Максим»! Пулемет времен революции! Броневой щиток, что закрывает стрелка от вражеских пуль, испещрен надписями — царапали по зеленой краске ножом или штыком.
«Мы преследовали банду курбаши Дадхо, — с трудом прочел Халил. — Нас обманным путем завел в эту пещеру враг народа и революции Шариф Мавлянов, он же Астанакул-бий, прихвостень эмира Алимжана. Смерть ему. 13 мая 1923 года».
— Шариф Мавлянов… — шептал юноша. — Так это же…! Шариф-бобо! И фамилия у неге! Мавлянов!
Но перед глазами стояла почему-то Раббия.
Его ошеломила мысль: сам канат оборваться не мог, ведь он рассчитан на 250–300 килограммов! Не работа ли это Шарифа-бобо?
Скорее бы туда, в долину! И все выяснить… «А может, это какой-то другой Шариф Мавлянов? О аллах, пусть это будет другой Мавлянов!»
Возвращение Бахрама
Баскакова встречали в Коккишлаке как старого друга. Майлиев долго тряс его руку, спрашивал о здоровье. Бросалось в глаза его превосходное настроение.
— Чему радуешься, браток? — спросил его Баскаков. — Причина есть?
— Есть, Виктор Михайлович, есть! — И он рассказал об открытии Халилом «сообщающихся сосудов».
— Какой молодец ваш парнишка! — продолжал Майлиев возбужденно. — Герой! А то ведь с этим озером Албасты хоть караул кричи. Дьявольское, да и только!
— Легенд, их везде полно. Я не впервые в горах, есть в иных местах и похлеще истории. Легенда легендой, а новое строить надо. Жизнь, идет вперед.
— Я думаю, что и мы в долгу не останемся перед историей.
…Баскаков навестил в больнице Сумарокова и встретил там Раббию.
— Перелом срастается правильно! — сообщила девушка главную новость.
Баскакое положил на тумбочку подарки, присел возле кровати.
— Как же тебя угораздило, Сумароков? Ты же — тертый калач, с тобой мы прошли огни и воды!
Сумароков смущенно оправдывался, разводил сильными руками.
В лагерь Баскаков возвращался вместе с Раббией. Ему нравилось говорить с девушкой; когда он упоминал имя Халила, Раббия замолкала и заливалась краской.
Показалась кибитка Шарифа-бобо, да вон он и сам семенит навстречу, машет руками. Лицо озабоченное, осунувшееся.
Баскаков резко затормозил, выпрыгнул из машины.
— Что случилось, отец?
— Ваш помощник вторые сутки с гор не возвращается! Как бы чего не случилось…
— Может, левый створ пошел обследовать?
— Все может быть, все может быть, он у вас быстрый, — торопливо согласился старик. — Раббия, внученька, пошли домой.
Дед и внучка ушли, а Баскаков поспешил к вагончикам, может, записка какая есть? Но записки не было. Он завел машину и направился в соседний кишлак, там жили подсобники, которых временно наняли на исследовательские работы.
Но и эти люди уже более трех суток не видели юношу.
— Надо поднимать людей на поиски Халила, — распорядился Баскаков. — Давайте, ребята, по кишлакам. Сбор завтра в семь утра около вагончиков.
И тут же поехал в Коккишлак к Майлиеву. Рассказал о случившемся.
— Преждевременной была твоя радость, Ташпулат. Видишь, как оно обернулось.
— Может, ничего плохого и не случилось? Может, парень на дальнее урочище ушел?
— Ну, тогда записку написал бы, — возразил Баскаков.
— На все случаи жизни записок не напишешь.
— И то правда. Но парня искать надо. И чем больше мы народу поднимем, тем будет лучше.
…Искали уже третий день — кокдарьинцы, чашминцы, прибывали люди из других мест. Но результатов не было. Баскаков не выдержал — отправился в областной центр. И прямо к Арипову.
У первого секретаря шло какое-то совещание. Баскакову предложили подождать в приемной. Когда люди покинули кабинет, девушка из приемной пошла доложить о нем.
Арипов сидел за столом для посетителей и разбирал кипу документов.
Извините, Мухамед Арипович, что беспокою.
— Ничего, заходи. — Арипов улыбнулся, но улыбка у него получилась усталая.
— Нужна ваша помощь, — нерешительно начал Баскаков.
— Выкладывай, что там у тебя.
— Молодой инженер Кахрамонов Халил пропал в горах.
— Это такой улыбчивый, что о тропе кобры докладывал?
— Он.
— А как же так получилось?
— Ничего не могу пока сказать. Я был в отъезде — в проектный институт нужно было срочно.
Арипов взял телефонную трубку.
— Мне воинскую часть и газовиков. Поищите кого-нибудь постарше.
Арипов нажал кнопку, вошла секретарша.
— Пусть товарищ посидит у вас в приемной, я приглашу.
Через несколько минут Баскакова снова пригласили в кабинет.
— Вот что, Баскаков, сейчас же — в аэропорт. Через пятнадцать минут там будет вертолет газовиков. Подождешь офицера, солдат — и в горы. Другой вертолет будет к концу дня или завтра.
— Огромное спасибо.
— Твой парень больно уж хорош. Найди, обязательно найди, — сказал Арипов на прощанье. — А машину твою в Коккишлак кто-нибудь перегонит, не беспокойся.
…И вот над скалами Кокдарьи гудит вертолет. Потом прибыл еще один. Разбив на квадраты территорию, вертолеты тщательно прочесывали ее, то садясь на удобные площадки, то повисая над ущельем. Они не раз пролетали и над каптархоной, от грохота винтов голуби с шумом вырывались из пещеру, а пилоты, боясь столкновения с птицей, мгновенно меняли курс.
Закончился четвертый день поисков. Вертолеты ушли на заправку. Баскаков сидел на обрубке пенька, который любил возить с собой в экспедиции, и думал свою горькую думу. «Не может быть, чтобы Халила они потеряли, какой парень, какой парень…»
В этот же вечер на заходе солнца старый Шариф-бобо достал из тайника четки Раббии-бегим и вновь пошел на валун. Глядя в сторону каптархоны, произнес заклинание и сильным взмахом руки закинул третью, последнюю бусинку лунного камня — пусть Халил никогда не выберется из пещеры, а инженеры прекратят свои изыскания в долине Кокдарьи.
Постоял, отдышался и вдруг вспомнил наказ своей бабки Раббии-бегим: «Часто этим заклинанием не пользуйся, а то навлечешь нечистого на себя».
— О аллах, пронеси стороной нечистого. Смилуйся над старым человеком! — и Шариф-бобо заплакал.
…На следующий день, когда вертолеты снова возобновили свой облет гор,
